Оказывается, у меня уже есть графская типография, где работает первая в срезе «двухцилиндрическая скоропечатная машина». Что это такое, надо спрашивать у Фреда, но Джулиана сообщила не без гордости, что на ней печатаются адаптированные учебники и технические справочники, а также выходит газета «Морикарский вестник», в которой пробует свои силы первая меровийская разночинная интеллигенция. Обычно от неё, как от самого революционного класса, потом масса проблем, но, надо полагать, у Джулз всё предусмотрено. Она дама чертовски продуманная.

В общем, из моего графства срочно делают этакий «бизнес-инкубатор». Научно-промышленно-культурный анклав, в котором будущее будет вызревать, прежде чем выплеснется неудержимым потоком в остальную Меровию. Разумеется, всё было спланировано ещё тогда, когда Император меня этим титулом осчастливил. Я просто удачно подвернулся со спасением принцессы. Как было не воспользоваться оказией? Теперь я символ меровийского прогресса, аристократ-просветитель, меценат и прогрессист. Газеты выходят с моим портретом, на котором я, к счастью, на себя почти не похож. Но только потому, что качество печати паршивое и бумага дрянь. На купюрах я удался лучше. Да-да, моя угрюмая бородатая рожа теперь на деньгах. Правда, это не совсем деньги, скорее, кредитные билеты Меровийского банка, имеющие ограниченное хождение — только на территории графства. Но ими выплачивается содержание воспитанникам «Михайловских ученичеств», на них и только на них можно приобретать продукцию в фабричных лавках, где продаётся первая промышленная продукция Меровии. Так аборигенов постепенно приучают к использованию бумажных денег. Однажды их введут во всем государстве, и портрет там уже будет не мой, а Перидора. Но пока что их называют «михалками». Мои арендаторы охотно берут купюры за свою сельхозпродукцию, потому что за «михалки» можно купить отличные стальные топоры, удобные пилы, косы, металлические части плугов и уникально дешёвые промышленные, а не выкованные вручную, гвозди. Имеют ли «михалки» золотой стандарт, не знаю, забыл спросить.

То, что нам приходится трястись в карете по жаре и пыли, это полбеды. Куда хуже, что это приходится делать в местной протокольной одежде, безжалостно игнорирующей погодные условия. Тесный сюртук, строгий жилет, сорочка с жёстким воротником под подбородок, обязательный удушающий шейный платок, штаны в обтяжечку чуть ниже колена, а внизу — чулки на подвязках, исключающие кровообращение в нижних конечностях. И ботфорты. Тяжёлые и неудобные, хотя и стачаны по индивидуальной мерке. На мне хотя бы под всем этими хлопчатобумажные трусы и такая же майка, остальным ещё хуже приходится. Ничего не поделаешь — мы с Нагмой включены в состав императорской свиты и едем с ней. А значит, должны соответствовать. Дочь моя выглядит в сложном платье совершенно сногсшибательно, глаз не отвести, но вся изнылась, какое оно неудобное. Я её понимаю: даже пописать в таком — целая операция, требующая участия служанки. На месте наших прогрессоров я бы озаботился приведением местной моды к более казуальному стилю, но Джулиана, тоже наряженная, как музейный экспонат, уверяет, что это произойдёт само собой. Стиль одежды определяется образом жизни — прогресс её ускоряет, не оставляя времени на наряды, которые надо надевать и снимать целый час. А пока терпим.

Кортеж немаленький — Император в простоте не путешествует. Советники, ближники, свита — у него, у жены, у детей. И у каждого из них слуги, потому что без них тут ни помыться, ни посрать. И багаж, в который входит всё, от гардероба до постельного белья и посуды. Не считая еды, которой на три дня дороги надо на такую ораву чуть не вагон. Да, паршивую сотню вёрст мы чухаем трое суток, ночуя в специальных императорских ночевальнях. Не знаю, для чего они используются всё остальное время, может, просто пустыми стоят.