Изменить размер шрифта - +
Христос и Веи, так значит, он тоже убежал! «Убежал», если это можно так назвать, на Свободу, в изоляционную палату Уни. Он, хотя бы, занимается тем, чем всегда хотел, для него Свобода – это на самом деле свобода.

– Тебе стоит ему позвонить, – сказала Лайлак.

– Позвоню, – сказал Чип.

Но, может быть, он и не позвонит. Есть ли, в самом деле, какой-то смысл в том, чтобы позвонить «Моргану Ньюгэйту», который написал Распятие для Папы и уверяет своих товарищейиммиг-рантов, что условия с каждым днем улучшаются? Но, может быть, Карл этого не говорил, может, «Иммигрант» соврал.

– Ты не говори, а позвони, – сказала Лайлак. – Может быть, он поможет тебе получить работу получше.

– Да, – сказал Чип, – может быть. Она подняла на него глаза.

– Что случилось? Ты разве не хочешь работу получше?

– Я позвоню завтра, по дороге на работу, – сказал он. Но он не позвонил. Он вонзал свою лопату в руду, поднимал, перекидывал, снова вонзал, снова поднимал и перекидывал. «В драку их всех, – думал он, – железок, которые пьют, железок, которые думают, что все становится лучше: свобов, манекенов; в драку Уни».

В следующее воскресенье, утром, Лайлак пошла с ним вместе в здание за два квартала от них, где в холле был телефон, и ждала, пока он листал истрепанную телефонную книгу. Имена Морган и Ньюгэйт давали иммигрантам часто, но у немногих иммигрантов были телефоны; там был только один Ньюгэйт, Морган, и как раз в Нью-Мадриде.

Чип опустил в телефон три жетона и назвал номер. Экран был разбит, но это было неважно, потому что телефоны на Свободе больше не передавали изображения.

Ответил женский голос, и когда Чип спросил, дома ли Морган Ньюгэйт, женщина сказала, что он дома, и больше ничего. Тишина затянулась, и Лайлак, которая ждала в нескольких метрах в стороне, возле плаката с рекламой лечебных аэрозолей, подошла ближе. «Его нет?» – спросила она шепотом.

– Алло? – произнес мужской голос.

– Это Морган Ньюгэйт?

– Да. Кто это?

– Это Чип, – сказал Чип, – Ли РМ, из Академии Генетических Наук.

Наступила тишина, а потом:

– Боже мой, – произнес голос, – Ли! Ты брал для меня блокноты и уголь!

– Да, – сказал Чип. – И сказал моему советчику, что ты болен и тебе нужна помощь. Карл рассмеялся.

– Правда, сукин сын! – сказал он. – Это потрясающе! Когда ты выбрался оттуда?

– Примерно, полгода назад, – ответил Чип.

– Ты в Нью-Мадриде?

– В Полленсе.

– Что ты делаешь?

– Работаю на шахте, – сказал Чип.

– Христос, это финиш, – сказал Карл, и через секунду добавил:

– Там сущий ад, наверное, да?

– Да, – сказал Чип, думая: «Он даже говорит их языком. Ад.

Боже мой, клянусь, он наверное и молитвы читает».

– Жаль, что эти телефоны не работают, я бы хотел на тебя посмотреть, – сказал Карл.

Неожиданно Чипу стало стыдно своей враждебности. Он рассказал Карлу о Лайлак и о ее беременности. Карл сказал, что был женат в Семье, но ушел один. Он не разрешил Чипу поздравить его с успехом.

– Вещи, которые я продаю, ужасны, – сказал он. – Нравится маленьким детям свобов. Но мне удается делать то, что я хочу, три дня в неделю. Так что я не могу жаловаться.

Послушай, Ли – нет, как тебя, Чип? Чип, послушай, нам надо встретиться. У меня есть мопед, я приеду как-нибудь вечером.

Нет, подожди, – сказал он, – ты что-нибудь делаешь в будущее воскресенье, ты и жена?

Лайлак с беспокойством посмотрела на Чипа.

Быстрый переход