– Это все существовало, – сказал он. – Какой был смысл разрушать?

Комната была большая, красиво обставленная в до-Объединенческом стиле: белая, золотая, оранжевая, желтая. В углу комнаты два члена в белых комбинезонах ждали у сервировочного стола на колесиках.

– Конечно, сначала это кажется не правильным, – сказал Веи, но окончательные решения должны приниматься неполучающими лечений членами, а не получающие лечений члены не могут и не должны прожить свою жизнь на пирогах, телевизоре и «Марксе за работой», – он улыбнулся. – Даже и на «Веи разговаривает с химиотерапевтами», – добавил он и отправил в рот кусок бифштекса.

– Почему Семья сама не может принимать за себя решения? – спросил Чип.

Веи прожевал и проглотил кусок.

– Потому что она неспособна на это, – сказал он. – То есть на то, чтобы принять разумное решение. А без лечений – ну что ж, у тебя был пример на твоем острове – она мнительна и глупа, и агрессивна, чаще всего руководствуется эгоизмом, нежели чем-либо другим. Эгоизмом и страхом, – он взял с вилки лук.

– Она пришла к Объединению, – сказал Чип.

– Ммм, да, – сказал Веи, – но после какой борьбы! И какой хрупкой структурой было Объединение, пока мы не поддержали его лечениями! Нет, Семье надо помогать быть полностью гуманной – сегодня лечениями, завтра генной инженерией, а за нее надо принимать решения. Те, у кого есть для этого сила и интеллект, тоже должны выполнять свой долг.

Уклониться от него было бы преступлением против своего вида, он отправил в рот еще один кусок бифштекса, поднял руку и поманил прислуживающих членов.

– И часть этого долга, – сказал Чип, – убивать членов в шестьдесят два года?

– Ах, это, – произнес Веи и улыбнулся. – Всегда основной вопрос, который задают непременно с суровым видом.

Два члена подошли к ним, один с графином вина, другой с золотым подносом, который он держал ближе к Веи.

– Ты смотришь только на одну часть картины, – сказал Веи, беря большую вилку и нож и снимая бифштекс с подноса. Он задержал в воздухе бифштекс, с которого капал сок. – На что ты отказываешься посмотреть, – сказал он, – это на неисчислимое количество членов, которые бы умерли раньше шестидесяти двух, если бы не покой, стабильность и благополучие, которое мы им даем. Подумай на секунду о массе, а не об индивидуумах внутри массы, – он положил бифштекс на тарелку. – Мы добавляем немного больше лет к средней продолжительности жизни Семьи, чем отнимаем у нее, – сказал он. – Намного, намного больше лет, – он полил бифштекс соусом и взял луку и тыквы. – Чип? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответил Чип. Он отрезал кусок от лежавшей перед ним половины бифштекса. Член с графином вновь наполнил его стакан.

– Случайно, – продолжал Веи, разрезая бифштекс, – реальный возраст смерти ближе сейчас к шестидесяти трем, чем к шестидесяти двум. Этот возраст будет еще больше расти, по мере того, как население Земли поэтапно уменьшается, – он положил в рот кусок бифштекса.

Члены отошли в сторону.

Чип сказал:

– Вы учитываете тех членов, которые не рождаются, в вашем балансе прибавленных и отнятых лет?

– Нет, – сказал Веи улыбаясь. – Мы не забываем реальности.

Если бы эти члены рождались, то не было бы ни стабильности, ни благополучия, ни, возможно, самой Семьи, – он положил в рот кусок тыквы, прожевал и проглотил. – Я не ожидаю, что твои чувства переменятся после одного обеда, – сказал он. – Осмотрись, поговори со всеми, покопайся в библиотеке – особенно в разделах по истории и социологии.