— Я был бы рад взять вас на работу, — продолжал он. — Но вы просто не справитесь с ней.

Обычно я сохранял хладнокровие, сталкиваясь с этими людьми, и спокойно наблюдал, как они подыскивают подходящие фразы для отказа, но тут я молча потупился.

Отец как-то рассказывал мне о своем знакомом объездчике лошадей, который стремился прежде всего сломить их дух. Когда ему попадалась горячая лошадь, он, бывало, говорил: «Вот погоняю ее как следует, так небось вся дурь разом соскочит».

Я почувствовал себя такой лошадью. Десятки людей за письменными столами вынуждали меня склонить голову.

Как-то случайный встречный, усталый, изнуренный человек, сказал мне:

— Когда у парня есть работа, ему сам черт не брат, а вот когда он безработный, каждый может им помыкать, и ему хочется только бежать от всех подальше.

Мне захотелось бежать прочь от этого человека за большим письменным столом, играющего в благородство.

Он ждал, чтобы я заговорил. Как бы себе самому я высказал вслух мысль, стучавшую в моем мозгу:

— Мне так нужны деньги…

Кажется, он обрадовался, вероятно, почувствовал, что ему представляется случай проявить великодушие и доброту, которые он считал отличительными чертами своего характера.

— О! — воскликнул он. — Конечно, конечно!

Он сунул руку в карман и вынул два шиллинга, но в этот момент я поднял голову; увидев мое лицо, он спрятал деньги обратно.

Я мог бы сказать ему, что два шиллинга уже лежат у меня в кармане.

Час назад, в ожидании назначенного у него приема, я стоял на Берк-стрит, прислонившись спиной к бетонной стене универсального магазина Манера. Я устал и тяжело навалился на костыли, — так мне было легче. Я смотрел на проходивших мимо людей — на стриженых девушек в маленьких шляпках и коротких прямых платьях; на мужчин в синих костюмах, в накрахмаленных воротничках и широкополых фетровых шляпах. На мостовой предостерегающе звенели трамваи, ломовики тащили телеги, груженные пивными бочонками. Все это двигалось, все имело определенную цель.

Некоторые прохожие бросали на меня взгляд и быстро отводили глаза. Но вот мой вид привлек к себе внимание старой, сгорбленной женщины; она отделилась от потока людей и остановилась передо мной, вертя в руках черную сумку. Замок сумки был сделан из двух никелевых шариков; щелкнув, женщина открыла его.

Пока ее тонкая, покрытая веснушками рука рылась в сумке, старушка смотрела на меня взглядом, которого возраст не совсем лишил теплоты молодости. Лицо ее увяло, но резко прочеркнутые морщины придавали ему выразительность и силу.

Она улыбнулась и ласково сказала:

— Печально, что вы дошли до этого, но у меня когда-то был сын-калека, и я знаю, что это значит. Она вложила мне в руку два шиллинга:

— Здесь немного, но, может, пригодятся.

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Несколько прохожих остановились, наблюдая эту сцену. Мне хотелось раствориться, исчезнуть, навсегда укрыться от людей. Я опустил два шиллинга в карман и взял ее руку.

— Спасибо, — сказал я. — Может быть, вы никогда не поймете, как ваша доброта помогла мне. Хорошо бы все люди были такими, как вы.

— Благослови вас бог, — тихо сказала она и ушла.

Я встал. Человек, сидевший за полированным столом, явно почувствовал облегчение от того, что разговор окончен, он вскочил и, торопливо обогнув стол, подошел ко мне с протянутой рукой:

— Разрешите, я вам помогу.

— Спасибо. Я сам…

ГЛАВА 2

И вот на одно из моих писем о работе я получил ответ от секретаря Управления округа Донвейл.