Контора Управления помещалась в уединенном поселке Уоллоби-крик, в двадцати восьми милях от Мельбурна. Лавка, кузница, небольшая гостиница и эта контора составляли центр поселка. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу на вершине одного из многочисленных холмов предгорья Водораздельного хребта, начинавшегося несколькими милями севернее.

Вокруг поселка, открытые солнцу, лежали отвоеванные у зарослей пастбища. За ними, охраняя подступы к горам, простирались девственные заросли — застава из эвкалиптов и самшитов, обреченно дожидавшихся наступления топора.

В контору требовался младший клерк на жалованье в двадцать пять шиллингов в неделю. Я считал, что на этот раз все шансы в мою пользу немногие позарятся на такую работу: трудно существовать на эти деньги, да и жилье и стол в такой глуши найти нелегко.

«Не могли бы вы приехать в контору для переговоров?» — спрашивал секретарь в конце письма.

Контора находилась в восьми милях от нашего дома; к тому же дорога лежала через горы. Отец повез меня в Уоллоби-крик на двуколке. Мы тряслись по ухабам и рытвинам и рассуждали о будущей работе. Я был уверен, что получу ее. Отец сомневался.

— Смотри, держись с ним посолидней, — советовал он мне. — По тому, как человек просится на работу, можно определить, сколько времени он ходит в безработных. Тот, кто совсем недавно потерял место, высоко держит голову. Он уверен в себе. Лошадь еще не лягнула его. Парень, который давно сидит без работы, идет на верную неудачу. Он и входит-то в контору поджав хвост, как побитый щенок. Держи себя по-другому. Ты не хуже того, кто тебя нанимает. Входи с улыбкой. Если он подумает, что ты давно не работаешь, он обязательно решит, что это неспроста. Кстати, как его зовут?

Я вынул из кармана письмо секретаря и заглянул в него.

— Мистер Р.-Дж. Кроутер, — сказал я, посмотрев на подпись.

— Вот черт! — воскликнул отец, сразу помрачнев.

Мистер Р.-Дж. Кроутер был коренастый, крепкий человек, с круглыми плечами и длинной вытянутой вперед шеей, отчего казалось, что голова опережает туловище. Он был единственным служащим этой конторы, разместившейся в кирпичном двухкомнатном флигеле, и у меня создалось впечатление, что он тяготится своей работой и был бы рад ее бросить. Говорил он отрывисто, сердитым тоном, но чувствовалось, что раздражение его вызвано причинами личного характера и не направлено против меня.

— Можете получить эту работу, если хотите, — сказал он коротко. — Она временная, без всяких перспектив. У нас запущены налоговые расчеты, и мне нужна помощь.

Он, по-видимому, не нашел в моей внешности ничего из ряда вон выходящего. Человек этот был занят своими заботами, я его только отвлекал.

— Можете начать хоть завтра с утра. — Он сидел, опустив глаза, словно раздумывая, как отразится на нем самом это поспешное решение.

Затем поднял голову и внимательно посмотрел на меня. В глазах его появился интерес, он спросил:

— А где вы будете жить? Ваш дом где-нибудь поблизости?

— Хочу узнать, нельзя ли поселиться в гостинице, — сказал я. — Мне было бы слишком далеко ездить сюда из дома каждый день.

Он покачал головой и процедил:

— Местечко так себе.

Я решил, что речь идет о пище.

— Я равнодушен к еде, — поспешил я заверить его.

— Вот как? — Он соблаговолил улыбнуться. — Ну что ж, может, вам там и понравится. Только есть ли у них место?

— Я сейчас схожу и узнаю. — Гостиница была рядом.

— Прекрасно. Перед отъездом сообщите мне, как вы устроились. — Он взглянул в окно. — Это ваш отец?

— Да.