|
Компания ехала в гости к двум посудомойкам, работающим там же на Лонг бич в доме для синиор ситизенс. Едва заглянув в полуподвальные комнаты, где жили посудомойки, один бывший музыкант, другой -- бывший комбинатор и делец, специалист по копчению рыбы, я влез через ограду на пляж, чтоб не платить два доллара. Чайки, океан, туман соленый, похмелье. Я долго лежал один, не понимая, в каком я мире. Позднее пришли Багров и Наум. "Ебаная эмиграция!" -- все время говорил 34-летний бывший чемпион. -- Когда я только приехал в Нью-Йорк, я пошел, чтобы купить газету, купил "Русское Дело" и там была твоя статья. Она меня как молотком ударила. Что я наделал, думаю, на хуя я сюда приехал. Он говорит и роет в песке яму. "Ебаная эмиграция!" -- его постоянный рефрен. Он работал уже в нескольких местах, на последней работе он ремонтировал велосипеды, и устроил вместе с двумя другими рабочими -- пуэрториканцом и черным -- забастовку, требуя одинаковой оплаты труда. Одному из них платили 2.50 в час, второму -- 3, и третьему -- 3.50. -- Босс вызвал черного, и когда тот пришел, сказал, ты почему не работаешь, сейчас ведь рабочее время, -- говорит Наум, продолжая механически' копать яму. -- Черный сказал боссу, что у него визит к доктору, потому он сегодня раньше ушел. Потом он спросил пуэрториканца -- почему он ушел с работы раньше. Тот тоже испугался и сказал, что ему сегодня нужно в сошиал-секюрити. А я спросил босса, почему он не платит всем нам поровну, ведь мы работаем одинаково... -- Наум горячится. -- Черного он уволил, сказал -- можешь идти. А я ушел сам, теперь работаю сварщиком -- свариваю кровати, это очень дорогие модельные кровати. Я свариваю один раз, потом стачиваю шов, если на нем нет дырочек, раковин -- хорошо, если есть, завариваю опять, и опять стачиваю. Прихожу, вся голова в песке... Живет Наум на Бродвее, на Весте, там отель тоже вроде нашего, туда поселяют евреев. Я не знаю, какие там комнаты, но место там похуже, куда более блатное. -- Ебешься со своей черной? -- спрашивает его Багров деловито. -- С той уже не ебусь, -- отвечает Наум. -- совсем обнаглела. Раньше пятерку брала, теперь 7.50. Это еще ничего бы, но однажды стучит ночью в два часа, я пустил -- давай, говорит, ебаться. Я говорю давай, но бесплатно. Бесплатно, говорит, не пойдет. Я говорю -- у меня только десятка и больше денег нет. Давай, говорит, десятку, я тебе завтра сдачу принесу и бесплатно дам. Поебались и пропала на хуй на неделю. А у меня денег больше не было. Пришла через неделю, и деньги вперед требует, а о сдаче молчок. Иди, говорю, на хуй отсюда. А она вопит: "Дай два доллара, я сюда к тебе поднималась, мне портье дверь открывал и на лифте поднял, я ему два доллара пообещала, за то что пустил". -- И ты дал? -- с интересом спрашивает Багров. -- Дал, -- говорит Наум, -- ну ее на хуй связываться, у нее сутенер есть. -- Да, лучше не связываться, -- говорит Багров. -- Ебаная эмиграция! -- говорит Наум. -- Воровать надо, грабить, убивать, -- говорю я. -- Организовать русскую мафию. -- А вот напиши я им письмо, -- не слушая меня, говорит Багров, -- в Советский Союз, ребятам, так ни хуя не поймут. У меня приятель есть, спортивный парень, все мечтал на Олимпийские игры поехать. Вот напишу я ему, что я на своей машине ездил на Олимпийские игры в Монреаль -- он же так завидовать будет. И еще не работая в Монреаль ездил, на пособие по безработице . -- Хуй ты ему объяснишь, что при машине и Монреале здесь можно в страшном говне находиться, это невозможно объяснить, говорит Наум. -- Ебаная эмиграция! Да, не объяснишь. И он если б приехал, ему бы не до Монреаля было, тоже в говне сидел бы. Машина что, я за нее полторы сотни заплатил. |
