Вы не сможете пригласить штрейкбрехеров. Итак, мы не пытаемся воспользоваться своими превосходящими силами. Мы охотно выполним честную дневную порцию уроков, но мы не можем позволить, чтобы нас… э-э… чтобы нас…
Пэтти мгновение искала подходящее слово и, наконец, торжествующе вымолвила.
– Мы не можем позволить, чтобы нас эксплуатировали. Поодиночке мы Вам не соперники, но вместе мы можем диктовать свои собственные условия. Если двое-трое из нас способны держать заданный Вами ритм, еще не значит, что мы должны позволять загонять остальных. Наш долг состоит в том, чтобы плечом к плечу противостоять агрессии нашего работодателя. Мы, женщины, не настолько развиты, как мужчины. Но мы учимся. От солидарности трудящихся зависит жизнь Розали. В случае если Вы откажетесь удовлетворить наши требования, группа Вергилия будет вынуждена объявить забастовку.
Пэтти провозгласила свой ультиматум и откинулась сложа руки на спинку стула.
Последовала минута молчания. После чего заговорила мисс Лорд. Группа потонула в безнадежном, малодушном страхе перед бурей. В моменты напряжения ледяной сарказм мисс Лорд освещался огненными вспышками. У нее были ирландские предки и рыжие волосы. Одна Пэтти слушала, держа голову прямо, со стальным блеском в глазах. Красная кровь мучеников зарделась на ее щеках. Она сражалась за дело. Нужно спасти слабую, беспомощную малышку Розали, которая хлюпала носом подле ее локтя, а товарищей – пристыдить за трусость. Она собственными силами станет бороться и победит.
В конце концов, мисс Лорд набрала в легкие воздуха.
– Урок окончен. Пэтти останется в классе до тех пор, пока не сделает безупречный перевод последних двадцати строк. После обеда я выслушаю, как она читает.
Девочки поднялись и, сбившись в кучу, стали проталкиваться в направлении столовой, а Пэтти вернулась в опустевший класс. На пороге она приостановилась и швырнула через плечо одно пренебрежительное слово:
– Штрейкбрехеры!
Прозвенел обеденный колокол, и Пэтти, сидя за столом в пустом классе, услышала, как девочки, смеясь и болтая, спускаются в столовую по обитой жестью черной лестнице. Она очень устала и была изрядно голодна. После завтрака она трудилась целых пять часов, выпив всего один стакан молока в одиннадцать пополудни. И даже приятное ощущение того, что с ней плохо обошлись, не вполне компенсировало муки голода. Она безразлично принялась учить завтрашний урок по французской истории, который имел отношение к другому мученику. Кости Людовика IX белели на равнинах Антиохии. Причина была другой, но принцип – тот же. Если ее не накормят прежде, чем она выучит латынь – да назубок – ее кости будут белеть в классе «Святой Урсулы».
В окно настойчиво забарабанили. Скосив глаза, она увидела Осаки, японца-дворецкого, который высунулся далеко наружу из окна буфетной и протягивал ей мелкую тарелку с одним единственным большим куском индейки.
– Оставить тарелка в мусорное ведро, мисси, – прошептал он хрипло.
Какое-то мгновение Пэтти гордо и мученически боролась, однако голод и страсть к интригам взяли верх. Она подкралась и взяла подношение. Ни ножа, ни вилки, – только примитивные способы, достаточные в случае реального голода. Покончив с индейкой, она похоронила тарелку под грудой контрольных по алгебре. В ежедневные обязанности Осаки входило опорожнение мусорного ведра, – в должный час тарелка займет свое место на полке.
Через несколько минут за дверью послышался торопливый звук шагов, и к Пэтти ринулась маленькая ученица младшего «А» класса. Она бросила через плечо заговорщический взгляд и вытащила две булочки с маслом из-под оттопыренной кофточки.
– Возьми скорее! – выпалила она. – Мне нужно спешить обратно, иначе они заподозрят. Я попросила разрешения взять носовой платочек. |