Пэтти нашла, что обе спутницы, навязанные ей обстоятельствами, оказались неожиданно общительными. Они катались на коньках, салазках, играли в снежки, – и Хэрриет, на которую Пэтти смотрела широко открытыми от изумления глазами, заметно оживилась. Накануне рождества они с Мартином поехали развозить старым школьным протеже корзины с рождественскими подарками, а на обратном пути домой, благодаря бьющей через край жизнерадостности, они ехали около мили, зацепившись за спинку салазок; потом, вывалившись наружу, бежали следом и снова цеплялись, пока, наконец, не нырнули сломя голову в большой сугроб у въезда во двор. Отряхнув одежду от снега, словно щенки после купания в пруду, они, оживленные и радостные, ввалились в дом. Щеки Хэрриет раскраснелись от соприкосновения со снегом, ее обычно прилизанные волосы рассыпались по лицу в пышном беспорядке, большие темные глаза утратили свое печальное выражение. Это были веселые, озорные глаза маленькой девочки. Она была не просто хорошенькой, а необузданно, поразительно, по-цыгански красивой, что заставляло обращать на нее внимание.

– Надо же, – шепнула Пэтти Козочке Маккой, когда они снимали калоши и рейтузы в нижнем холле. – Взгляни на Хэрриет! Красотка, правда?

– Черт возьми! – пробормотала Козочка. – Если бы она умела обращаться со своей внешностью, она стала бы самой грандиозной красавицей во всей школе.

– А мы на что! – заметила Пэтти.

На верхней площадке лестницы они встретили Осаки с молотком и зубилом.

– Я открыть два ящик, – проговорил он. – Один – для мисси Маргариты Маккой. Один – для мисси Пэтти Уайатт.

– Ура! – крикнула Козочка и пустилась галопом к своей комнате в Южном Крыле.

Для Козочки Маккой рождественский подарок означал неумеренную роскошь новых вещей, которые не шли ни в какое сравнение с десертами. У нее имелся холостой попечитель, который был подвержен приступам столь эксцентричной щедрости, что Вдовушке приходилось постоянно напоминать ему о том, что Маргарита – всего лишь школьница с непритязательными вкусами. К счастью, он всегда забывал об этом предостережении перед очередным рождеством – или, скорее, слишком хорошо знал Козочку, чтобы в это поверить – и продолжал присылать подарки.

Пэтти не церемонясь тоже бросилась к Райской Аллее, как вдруг вспомнила о покинутой Хэрриет, которая медленно плелась по сумрачному Веселому Переулку. Она побежала назад и схватила ее за локоть.

– Пойдем, Хэрри! Поможешь открыть мой подарок.

Хэрриет вспыхнула от неожиданного удовольствия: впервые за пять с половиной лет своей учебы в школе она удостоилась прозвища. Она последовала за Пэтти с некоторым рвением. Самое лучшее, что может быть после получения подарка к рождеству, это видеть, как его получает твоя подруга.

Это был большой квадратный ящик, до краев набитый коробками и свертками меньшего размера, перевязанными лентой и ветками остролиста; между ними из каждой свободной щелочки торчали забавные сюрпризы. При одном взгляде на подарки можно было судить, из какого дома они присланы, – из дома, полного шуток, безрассудных поступков и любви.

– Это первое рождество, которое я провожу вдали от дома, – произнесла Пэтти, и голос ее едва заметно дрогнул.

Однако ее мгновенная серьезность была не долгой: исследование подарков было настолько захватывающим занятием, что для любых противоречивых эмоций не оставалось места. Хэрриет сидела на краю кровати и молча наблюдала, как Пэтти оживленно разбрасывает по полу оберточную бумагу и алые ленты. Она распаковала перчатки, книги и безделушки в широком ассортименте, снабженные поздравительными записками.