– Нет, не могу! Я безобразна и все тут. Я никому не нравлюсь и…

– Ты сама в этом виновата! – резко проговорила Пэтти. – Если бы ты была толстой, как Айрин Маккало, или если бы у тебя не было подбородка, как у Эвалины Смит, еще куда ни шло, но у тебя, черт возьми, ничего такого нет, кроме того, что ты разводишь столько сырости! Ты постоянно плачешь, и вечное сочувствие начинает утомлять. Я говорю тебе правду, потому что ты начинаешь мне нравиться. Не стоит утруждаться говорить людям правду, если они тебе не нравятся. Мы с Конни и Прис так хорошо ладим по той причине, что всегда говорим друг другу всю правду о наших недостатках. Тогда у нас есть шанс их исправить. Именно это делает нас такими славными, – прибавила она скромно.

Хэрриет сидела с открытым ртом, слишком удивленная, чтобы плакать.

– Что касается твоей одежды, то она ужасна, – заинтересованно продолжала Пэтти. – Ты не должна позволять мисс Салли ее выбирать. Мисс Салли душка, я ее очень люблю, но она разбирается в вещах не больше кролика, – это видно по тому, как она сама одевается. И, кроме того, ты была бы намного приятнее, если бы не была такой чопорной. Если б ты просто смеялась так, как все мы…

– Как я могу смеяться, если не вижу ничего смешного? Шутки девочек ужасно глупые…

Разговор пришлось прервать, поскольку по коридору, словно шумный табун лошадей, неслась Козочка Маккой. На ней был меховой шарф и жемчужное ожерелье, на голове красовалась муфта, напоминавшая головной убор тамбурмажора; из кармана блузки торчали кружевной платок и веер резной слоновой кости, на плечах трепетал розовый шарфик из шифона; запястье украшал восточный браслет, а в руках она тащила оправленное в серебро мексиканское седло, которое могло бы сгодиться для техасских равнин, но никоим образом не для респектабельных деревенских улочек, прилегающих к «Святой Урсуле».

– Браво, Попи! – закричала она, налетев на них. – Он первый сорт, прелесть, милашка. Вы видали когда-нибудь такое шикарное седло?

Она плюхнула его на стул, розовый шифоновый шарф превратила в уздечку, села верхом и пустила «лошадь» вскачь легким галопом.

– Встать! Тпру! Привет! С дороги.

Хэрриет отскочила, чтобы ее не сбили с ног, а Пэтти убрала свое розовое платье с дороги бешено мчавшейся лошади. Они визжали от смеха, даже слезливая Хэрриет.

– Ну вот, видишь! – проговорила Пэтти, неожиданно перестав веселиться. – Смеяться очень легко, если дать себе волю. На самом деле, Козочка вовсе не забавна. Ее глупости нет предела.

Козочка остановила лошадь.

– Как вам это нравится!

– Извини за правду, – вежливо молвила Пэтти, – я лишь привожу тебя в пример в качестве иллюстрации… О боже! Звенит звонок!

Одной рукой она принялась расшнуровывать блузку, другой – подталкивать своих гостий к двери.

– Скорее переодевайтесь и возвращайтесь назад, чтобы застегнуть на мне пуговицы. Сегодня вечером с нашей стороны было бы весьма любезно прийти вовремя. С тех пор как начались каникулы, мы опаздываем на все трапезы.

Первое утро рождества девочки провели, катаясь с горки. Они пришли на обед вовремя и с хорошим аппетитом!

Посреди обеда появился Осаки с телеграммой и вручил ее Вдовушке. Она прочла ее с взволнованным удивлением и передала мисс Салли, которая подняла брови и передала ее мисс Уэдсворт, которую телеграмма повергла в нескрываемый трепет.

– Что там, черт возьми, может быть? – поинтересовалась Козочка.

– Лорди сбежала с любовником и им придется разыскивать новую учительницу латыни, – представила Пэтти свое толкование.