Через некоторое время Констанция встала из-за стола, и все женщины последовали ее примеру. Одна из них еле могла идти, а та, что смешивала шампанское с ромом, пыталась петь, стараясь аккомпанировать себе на серебряной тарелке для фруктов, которую она принимала за гавайскую гитару. По сторонам выстроилась прислуга во главе с метрдотелем и смотрела на то, что происходит.

Когда я вошел в холл, Миранды не было видно. Ко мне подошла Констанция и сказала, что Сигелла пригласил Миранду в одну из комнат чтобы показать интересную коллекцию фотографий.

Я сказал себе, что настало время и мне организовать что-нибудь, и повел Констанцию в курительную — бар, где снова стал вливать в себя спиртное, изображая при этом парня, который напивается вовсю. Когда я увидел, как презрительно скривились губы Констанции, я понял, что она приняла мое притворство за чистую монету.

Вскоре многие из гостей поднялись наверх в салон, где начался концерт или что-то вроде этого. Мы с Констанцией тоже поднялись туда, сели на кушетку и стали разговаривать.

Слушая Конни, я смотрел на Миранду, которая перелистывала альбом с фотографиями, который дал ей Сигелла. Она одета в красивое платье, и вся она как будто сошла с красивой картинки. Конни, сидящая рядом со мной, в своем черном платье с бриллиантовой брошью странно контрастирует с ней. Я подумал, что было бы совсем не плохо провести время с той и другой, конечно, при условии, что Конни не перережет мне горло во время сна.

Парни продолжают обносить гостей сигарами, кофе, спиртным, а я продолжаю пить и как будто все больше и больше пьянею. Через некоторое время я встал и направился в холл, где приказал сидящему за стойкой бара парню приготовить мне полный стакан рома. После чего, пролив половину, вернулся, идя зигзагами, в салон и плюхнулся на кушетку рядом с Конни. В тот момент, когда она повернулась, я дыхнул прямо ей в нос, и она, почувствовав запах рома, сделала гримасу отвращения.

— Скажи-ка, Лемми, ты что, совсем спятил? Что за желание пить ром после шампанского, и всю эту смесь, которую ты в себя вливаешь? Ты хорошо сделаешь, если прекратишь пить, в противном случае ты совсем раскиснешь и не сможешь ничего делать.

Я нарочно громко икнул, чтобы было слышно издалека, за несколько километров.

— Кому ты это говоришь, Конни? — спросил я. — Знаешь что, очаровательная сестренка, не волнуйся слишком уж сильно из-за своего братца. Я чувствую, Конни, что со мной творится что-то не очень хорошее, и мне хочется пойти и растянуться на диване.

Она встала.

— Пойдем, Лемми. Знаешь, ты очень меня огорчил. Я считала тебя человеком, который умеет пить.

Я начал бормотать глупости, чтобы она поняла, что я нахожусь не в своей тарелке.

Тогда она повела меня по длинному коридору первого этажа и привела в какую-то комнату. Она сказала, чтобы я немного полежал, потом пошел в ванную, привел себя там в порядок и только после этого вернулся в салон.

Я ответил ей «хорошо», растянулся на кровати и сделал вид, что засыпаю. Я лежал и дышал с усердием и силой трех слонов, пока она стояла рядом с кроватью и с большим вниманием наблюдала за мной.

Спустя некоторое время она погасила свет, и я слышал, как она, напевая, шла по коридору, и, знаете, у нее это неплохо получалось. Она умеет это делать, эта очаровательная Конни.

Я пролежал несколько минут, потом встал и подошел к окну. Посмотрев в него, я понял, что комната, в которой я нахожусь, расположена в восточном крыле дома, если смотреть на дом с главного фасада, а возле окна проходит водосточная труба, которой я отлично могу воспользоваться, когда мне захочется спуститься вниз.