|
— Ну давай, говори, Грилло? — прошептала она монитору. — Почему? «Я не хотел писать правду. Я хотел писать только про то, что случилось со мной. Нет, и это не так; я хотел написать про то, что я помнил. Я стирался быть точным и во имя этой точности мешал самому себе, держал себя за руку. На самом деле теперь не важно, что тогда произошло в Т1аломо-Троуве. Важна лишь история, которую люди будут рассказывать. Сейчас, когда я пишу тебе, мне кажется, что все это бессмысленно, все это лишь фрагменты. Возможно, ты суме ешь связать их воедино. Я уверен: если бы я сумел, рассказать, какой была мамина щека, как мы провели Рождество в Мэне, как выглядела Эллен или Флетчер, откуда я знаю про говорящих скунсов, про всякую мелочь и дребедень, про все, что видел и слышал, то они стали бы еще одной написанной страницей, стали бы частью меня, и тогда было бы не важно, умру я или не умру, потому что я сам стал бы частью того, что всегда было и всегда будет. Связующим звеном. Как я теперь понимаю, на самом деле нет разницы, настоящий ты или нет, живой или нет. Все истории хотят одного — чтобы их рассказали. Мяв конечном итоге хочу того же. Сделаешь это для меня, Тес? Пусть я стану частью своих историй. Навсегда». Она смахнула слезы и улыбнулась монитору так, словно перед ней, откинувшись в кресле, сидел Грилло, потягивал свою водку и ожидал ответа. — Я сделаю это, Грилло, — сказала она, дотрагиваясь до экрана. — Итак… Что там у нас дальше? Вопрос старый, как мир. А потом воздух в комнате замер, и экран монитора дрогнул под ее рукой. Тогда она поняла. III 1 Сентябрь Гарри провел в городе, постепенно приходя в себя. Для начала он решил навести порядок в своем крохотном офисе на Сорок пятой улице, потом позвонил друзьям, которых не видел целое лето, и даже попытался возобновить какую-нибудь из своих любовных связей. Тут, правда, его постигла неудача: из всех, кому он оставил на автоответчике сообщение, перезвонила только одна, да и то чтобы напомнить, что он занял у нее пятьдесят баксов. Потому он совсем не огорчился, когда в начале октября вечером во вторник в его дверь позвонила девушка лет двадцати. Одета она была в чрезвычайно короткое черное платье, в левой ноздре у нее блестело колечко, а в руках она держала сверток. — Вы Гарри? — поинтересовалась она. — Ага. — Меня зовут Сабина. Я вам кое-что принесла. Сверток был цилиндрической формы, длинный, фута четыре длиной, обернутый в коричневую бумагу. — Возьмете? — спросила она. — Что это? — Я сейчас уроню, — сказала девушка. Сверток действительно выскальзывал у нее из рук. Гарри пришлось его подхватить, чтобы не шлепнулся на пол. — Это подарок, — сообщила она. — От кого? — Может, дадите мне колы или еще чего-нибудь? — предложила девушка, заглядывая через его плечо. |
