|
При виде ее память о том, как он попал в больницу, вернулась к нему. — Господи, — простонал он сквозь стиснутые зубы. — Господи боже. — Голова его снова упала на подушку. — Сука, — пробормотал он. — Проклятая сука. — Успокойтесь, мистер Кобб, — сказала сиделка, но Мор тон в приступе ярости вдруг сел на постели, отчего капельница отлетела в сторону. — Я все знал! — заорал он, указывая пальцем на Фебу. — Делай то, что тебе говорят, Мортон. — Пожалуйста, подержите его руку, миссис Кобб, — обратилась к ней за помощью сиделка. Феба отставила чашку и поспешила на помощь, отчего Мортон пришел в бешенство. — Не тронь меня, сука гребаная! Не тро… На полуслове он замолчал, издав слабый звук, как будто тихо икнул. Вся злоба мгновенно иссякла — руки бессильно упали по сторонам, лицо обмякло и побледнело, — и сиделка, не сумев удержать, уложила его на подушку. Потом она побежала за помощью, а Мортон опять стал задыхаться и биться в конвульсиях, еще более жутких, чем раньше. Феба не могла просто стоять и смотреть на это. — Все в порядке, — проговорила она, вернувшись к кровати, и положила ладонь на его холодный лоб. — Мортон, послушай меня. Все в порядке. Белки глаз за закрытыми веками двигались. Он страшно хрипел. — Держись, Мортон, — призвала Феба, потому что ему явно становилось хуже. — Потерпи. Если он и разобрал ее слова, то не послушался. А когда он ее слушал? Он метался и бился в судорогах, пока телу хватало сил. Потом вдруг замер. — Мортон, — прошептала она, — ты не посмеешь… Возле постели уже стояли медсестры и врач, отдававший какие-то команды, но Феба ничего не замечала. Она видела перед собой только застывшее лицо Мортона. Капли слюны, засохшей на подбородке, широко распахнутые глаза. Вид у него был почти такой же, как на пороге ванной, — вне себя от ярости. Эта ярость не утихла, даже когда море, приснившееся ему, сомкнуло волны над его головой. Одна из сестер взяла Фебу за руку и осторожно повела прочь от кровати. — Боюсь, у него не выдержало сердце, — пробормотала сестра, пытаясь ее утешить. Но Феба лучше знала, что произошло. Этот дурак захлебнулся. 5 На исходе дня всегда наступал момент, когда город погружался в синие сумерки, а на горе солнце еще продолжало сиять во всей красе. Оттуда Эвервилль казался городом-призраком, притаившимся в тени горы. То, что минуту назад было прочным, становилось почти бесплотным. Люди вдруг переставали узнавать собственных соседей; дети, которым было прекрасно известно, что никто не прячется за оградой и не ползет за мусорными баками, начинали в том сомневаться. В этот последний час перед закатом, пока еще не включились уличные фонари и светильники над дверями домов, все становилось ненадежным. В городе, погруженном в сомнения, призрачные души бродили по призрачным улицам и думали, что вся жизнь — это короткий сон, способный погаснуть, как пламя свечки, от первого порыва ветра. |
