Марфа Марковна держала лампу и смотрела на бледное лицо Эндемо.

Большая, косматая, скалившая зубы собака рычала и нюхала воздух.

— Что вам угодно от Марфы Марковны, знатный господин? — спросила хозяйка на неправильном английском языке.

— Что я хочу тебе сказать, то касается отечества твоих предков и народа, которому ты принадлежишь. Здесь у двери я не могу тебе этого передать. Впусти меня к себе, но сперва выгони эту дикую бестию, которая скалит на меня зубы.

— Поди сюда, Брудша, — сказала русская и поманила собаку в спальню, из которой она сама только что вышла. Она заперла ее там, а потом открыла и нижнюю половину двери.

Эндемо вошел в хижину, не снимая верхней одежды, и вступил за хозяйкой в довольно низкую, но большую и приветливую комнату, на стенах которой висели образа. Старые почерневшие плетеные стулья и несколько столов стояли около стен; высокая кровать с пологом занимала половину одной из стен. На полках стояли блюда и оловянная Посуда.

Марфа пригласила сесть своего позднего странного гостя, потом накинула на себя пальто, висевшее недалеко от разрисованной большой печки.

— Говорите, знатный господин, — сказала она, почтительно кланяясь.

— Никого больше нет в твоей хижине?

— Никого.

— Хорошо. Ты настоящая русская?

— Да сохранит Господь нашего царя и наше отечество!

— Следовательно, ты ненавидишь чужестранных солдат?

— Вы спрашиваете, господин, но я не смею отвечать, так как и вы чужестранец.

— Это только так кажется. Во французском лагере есть трое знатных больных, для которых был бы желателен уход частного лица…

— Дальше, знатный господин; каждая русская жаждет сделать все, зависящее от нее, для истребления вражеских солдат.

— Ого, наконец-то ты высказала свое настоящее мнение, камышинская красавица! Своими прелестями ты должна привлечь к себе одного или двух из этих больных и взять их в свою хижину…

— Ну, вы можете все говорить, знатный господин.

— И с помощью какого-нибудь несчастного случая погубить обоих врагов твоего народа.

Глаза Марфы дико заблестели.

— Вы ненавидите этих больных?

— Думаю, так. Меня не удивляет твоя ненависть к ним, так как они самые заклятые враги твоей родины; если они умрут в твоей хижине, то ты окажешь этим услугу отечеству.

— Могу ли я верить вашим словам?

— Не сомневайтесь, Марфа Марковна!

— Но как они попадут в мою хижину?

— Явись завтра во французский лагерь в качестве добровольной сиделки, хвали прекрасный, свежий воздух твоей хижины…

— Хорошо, господин, — сказала русская со сверкающими глазами.

— Обещай тщательно ходить за обоими опасно больными и пусти в ход всю свою красоту и хитрость, чтобы привлечь их к себе, — ты обольстительная женщина; убей их, когда привлечешь к себе своими прелестями. При исполнении этого дела положись на свое лукавство; ты хороша и довольно хитра — глаза твои говорят мне это.

— Вы слишком снисходительны, господин, — заметила сконфуженная хозяйка.

— Я вижу по твоим глазам, что ты исполнишь мою просьбу и что ты хорошо меня понимаешь. Будь осторожна и исполни свой долг.