|
И, заехав в густой ельник, спешились.
— Ночуем в одном из этих шатров? — весело поинтересовалась Вэйлька, показывая рукой в белоснежной меховой варежке на нижние лапы елей, пригнувшиеся под весом снега.
Я утвердительно кивнул.
— Жалко, что с нами нет Майры — вот бы она порадовалась!
— Свозим и ее, и Тину с Алькой. Как только можно будет за них не волноваться! — пообещал я. — Может быть, даже после следующего дежурства.
— Здорово! — обрадовано выдохнула младшая Дарующая, сбросила в снег переметные сумки и занялась лошадьми.
Опыт, полученный женщинами за время летних скитаний, никуда не делся. Поэтому вскоре выбранный Вэйлькой «шатер» обрел жилой вид, лошади были обихожены и отогнаны на крошечную полянку с наветренной стороны от нас, а рядом с будущим кострищем возникла приличная куча сушняка. Когда я разжег костер, обе Дарующие переоделись в сухое, согрелись и занялись приготовлением ужина. А я унесся в лес ставить сторожки и простенькие, но действенные ловушки.
Закончил, когда небо начало стремительно темнеть, а от костра потянуло запахом жарящегося мяса. Вернулся к месту ночлега, уселся на седло, поставленное во главе «стола», и по-очереди оглядел обеих женщин.
Вэйлька, успевшая напробоваться горячего вина, наслаждалась всем, что видела или чувствовала: дышала полной грудью, упиваясь свежестью морозного воздуха и непередаваемым ароматом хвои, изредка зачерпывала снег ладошкой и подолгу любовалась какой-нибудь снежинкой, или переворачивала прутья с нанизанными на них кусками мяса и предвкушала, как будет наслаждаться его вкусом. А вот Найта ее восторгов не разделяла — смотрела в огонь, практически не отрываясь, зябко ежилась и изредка тяжело вздыхала.
Когда мясо сочли готовым, старшая Дарующая слегка оживилась. Но ненадолго — съев куска четыре, вымыла и высушила руки, вернулась на свое место и попыталась снова уйти в себя. Но не тут-то было — Вэйлька, только-только умявшая целых два прута и начавшая заглядываться на третий, вдруг повернулась к ней и достаточно жестко усмехнулась:
— Сестричка[1], если ты не возьмешь себя в руки, то никакой инициации не будет!
— Не поняла? — растерялась Найта. — Почему⁈
— Помнишь, когда я была совсем маленькой, ты постоянно говорила, что Дарующая — это женщина, которая контролирует себя всегда и везде?
Старшая Дарующая виновато потупилась:
— Я просто боюсь — вдруг что-нибудь пойдет не так?
— «Что-нибудь» может пойти «не так» только в том случае, если ты продолжишь рвать себе душу неуверенностью в себе и глупыми страхами! — неожиданно зло рявкнула Вэйлька. И тут же заставила себя успокоиться: — Хотя нет, если ты не уймешься, то Нейла я к тебе не подпущу. Ни за что на свете!
— У нее все получится. Вот увидишь! — уверенно сказал я и передвинул седло так, чтобы оказаться вплотную к Найте.
Та благодарно улыбнулась, коснулась плечом моего плеча, а затем решительно тряхнула распущенными волосами:
— Все, я уже не дергаюсь. Слышишь⁈
Вместо ответа «старшенькая» обожгла «младшенькую» теплом своего Дара, а затем протянула ей еще один кусок истекающего соком мяса:
— Тогда живи текущим мгновением. Как летом. Вспомни: ВСЕ, чего ты тогда панически боялась, через какое-то время начало доставлять тебе радость, а те страхи, которые тогда пугали — вызывать смех.
— Да уж! — слабо улыбнулась женщина. — Скажи мне кто-нибудь еще прошлой зимой, что я буду нырять в озеро в полной темноте, да еще и в сотне шагов от берега, рассмеялась бы ему в лицо!
— А помнишь, как прыгнула с большого валуна головой вниз? — напомнила Вэйлька.
— Еще бы: я висела под водой и чувствовала себя такой счастливой… — мечтательно выдохнула Найта. |