— Константин Игоревич, вы же знаете, что подобные мысли лучше оставить при себе. Повсюду могут быть уши.

— Да наплевать! В империи каждый первый с радостью бы прикончил этого придурка, — отмахнулся Архаров и наконец взял себя в руки. — Ладно. Это всё пустое. Отправь Юрия в Сыктывкар, но прежде пусть свяжется с графом Троицким и потребует с него оплату наших услуг. Не бесплатно же нам спасать его шкуру, верно говорю? — ухмыльнулся глава рода.

— Вы совершенно правы. Любой труд должен быть оплачен.

— Вот и я так думаю. Всё. Иди. А нет, стой, — передумал Архаров. — Скажи Юрке, чтобы взял с собой и этих. — Константин Игоревич кивнул в сторону двух избитых двойняшек, — Готовьтесь, щенки! Это будет ваш первый боевой выход.

Дворецкий кивнул и ушел, не став задавать вопросов. Если господин хочет подвергнуть сыновей смертельной опасности, то пусть подвергает. В конце концов, это далеко не первый раз, когда он отправляет собственных отпрысков на верную гибель. Из любви, конечно же, пусть и слегка извращённой.

* * *

Югорск.

Поместье графа Черчесова.

В банкетном зале сидели два графа. Малышев Сергей Алексеевич и Черчесов Даниил Евгеньевич. Первому было сорок три года. Уставшие глаза, под которыми залегли мешки, поседевшие волосы. А ещё на левой руке у него не хватало двух пальцев — прощальный подарочек от Архарова.

Малышев приехал проверить, как идёт наступление на Ирбит, вот только проверить ничего не успел. Снаряд влетел в его машину, отправив графа прямиком на больничную койку. Если бы автомобиль не был укомплектован артефактными щитами, то Малышев уже был бы покойником. Немного оклемавшись, он принял решение заморозить конфликт и уже пять лет жил мирной жизнью.

А вот Черчесов Даниил Евгеньевич — наоборот. Жил в мире, но стремился к войне. Воевать он хотел не с кем попало, а с Архаровым. Именно поэтому и позвал в гости Малышева. Черчесову на прошлой неделе исполнилось тридцать девять, и он чертовски жаждал отпраздновать сороковник на могиле Архарова.

— Сергей Алексеевич, нет, ну ты представляешь? Звонит мне этот дурак, советник императора, и говорит: «Вы обязаны оказать содействие в закрытии разлома графу Троицкому!». Придурок, — с отвращением сказал Черчесов, пригладил усы и отпил французского коньячку из бокала. — Как я окажу ему содействие, если дороги до Сыктывкара пролегают через земли Архарова?

— Воистину какой-то вздор, — поддержал его Малышев. — Каждая собака знает, что вы с ним враждуете.

— Вот и я о чём! Каким чёртом я должен попасть в Сыктывкар? Через Уральские горы карабкаться? Ха. Идиот.

— И что в итоге?

— В итоге я два часа лаялся с этим тугодумом, пока он не понял, в чём проблема. И так удачно вышло, что имперский вестник оставил меня в покое и переключился на Архарова. Теперь Костику придётся вести войска в Сыктывкар, а для нас, мой друг, открывается целый ряд замечательных возможностей. Понимаете, к чему я клоню? — Черчесов нагнулся вперёд и, улыбаясь, заглянул в глаза Малышеву.

— Признаюсь честно, пока не совсем понимаю, о чём вы, — нахмурил седые брови Малышев, скрестив руки на груди.

— Всё просто. Я предлагаю вам объединить наши силы и нанести удар в момент, когда Архаров отправит войска в Сыктывкар. Стремительный рывок до Екатеринбурга, где мы снесём голову этому выскочке, — воодушевлённо выпалил Черчесов. — Что скажете?

— Скажу, что это стремительный рывок в могилу. А я туда не тороплюсь. Да и вам, Даниил Евгеньевич, уже давно пора забыть Елизавету Максимовну. Ну, выбрала она Архарова, а не вас, чего печалиться? Разве вокруг мало красавиц?

— Сергей Алексеевич, вы говорите, как трус, — попытался спровоцировать товарища Черчесов, но это у него не вышло.