– Да кому он нужен, этот гусь! – в сердцах бросила Ника.

Оказалось, очень даже нужен. Причем выяснилось это сразу же, как только няня уложила воспитанников. Брошенную без присмотра беззащитную птицу по-братски поделили собаки, оставив гостям лишь половину здоровенного гусячьего хребта. Не то не осилили, не то совесть проснулась. Короче, решили поделиться с прочими голодающими. Впрочем, ни разбираться в причинах, ни присутствовать при последствиях Ника не стала. В конце концов, у каждого своя работа. У нее – двойняшки. И она со спокойной совестью удалилась в малую гостиную, подальше от столбовых дорог, ведущих их кабинета хозяина на кухню, включила телевизор.

* * *

Сначала Ника не поняла, что ее разбудило. Вроде солнце. Часов до трех ночи она смотрела по телевизору шикарное дефиле из Милана, потом рухнула в постель, забыв задернуть портьеры. И вот теперь солнце нагло лезло в окна. Настырно, как вор форточку! Вот днем его в Москве не дождешься. А сейчас – на тебе! Тыркается прямо в глаза!

Придется все-таки встать…

Ника чуть-чуть разлепила ресницы, ровно настолько, чтобы в узкую щелочку ухватить стоящий на тумбочке будильник. Шире открывать нельзя: напротив кровати стена, а на ней – кошмарный ужас. Черно-багровые пятна, какие-то не то кратеры, не то развалины… Война миров. Или городская свалка после бомбежки и дальнейшей утюжки бульдозером. Если это живопись…

То ли дело «Три медведя». Или «Аленушка».

А тут… Глянешь спросонья – так страшно, что дышать нечем, будто инопланетяне похитили да и забросили на Марс. Снять бы с глаз долой эту живописную страшилку – так нельзя: хозяина работа. Шедевр.

А вдруг это чудище со стены грохнется? Пробьет пол и проломит им всем головы. Краски на нем засохшей столько, что хватит на сто Джоконд. Или даже на двести. А как раз под картиной, внизу, малая гостиная, где они с двойняшками на диване всегда смотрят телевизор.

Часы показывали шесть, рано, вполне можно доспать. Ника прикрыла глаза, сладко завернулась в одеяло, прячась от совершенно распоясавшегося солнца, и снова услышала звук, тот самый.

Значит, не приснилось…

Странный звук, ритмичный, вроде чавкающий, а вроде и пилящий. Ага, вот и снова постукивание появилось. Как будто кто-то теркой морковку трет. Или ручной мясорубкой жилистую говядину перекручивает. В шесть-то утра?

Мыши?

Или… кто-то снизу, из подвала, пытается подкоп сделать?

От этой неожиданной мысли Ника широко распахнула глаза и…

Конечно же, сразу оказалась в самом центре марсианского кошмара. Сердце забилось как сумасшедшее, руки вспотели. Все. Какой теперь сон.

Волшебная сила искусства! Исполосовать бы на клочки да на помойку! Чтоб бродячих собак отпугивало!

Девушка даже оглохла на секунду от ненависти, а когда слух вернулся, обнаружилось, что возвратился и тревожный звук. Он шел снизу, но не из гостиной, а сбоку, будто из гардеробной или прихожей. Ни там, ни там в эти ранние часы никого быть просто не могло.

Разбудить ЕВРа? Или Жана?

ЕВРа – страшновато, ему и так скоро вставать, в аэропорт ехать, еще разозлится, что доспать не дала. А Жана – вообще без толку. Пока он сообразит, чего от него хотят, или звук исчезнет, или те, кто подкоп ведет, уже сюда ворвутся.

Придется рисковать самой.

Что за дом? Что за беспечность? Никто же, никто, кроме нее, няни, не проснулся. Даже собаки. Ну, с этими-то все ясно. Объелись вчера мяса, теперь до обеда дрыхнуть будут. Надо же было умудриться целого двенадцатикилограммового гуся стрескать! Любого нормального человека просто бы разорвало, а этим…

Теперь – врывайся в дом кто хочешь, бери все, что плохо лежит.