– Опять? – ахнула Ника. – Неделю же назад уже отбирали!

– В том-то и дело… – печально вздохнула Генриетта. – Эти – предпоследние…

– Как это? – Ника почувствовала себя полной дурой.

Вот у ее бывшего мужа Сереги тоже были права, и когда их за нетрезвость состояния отбирали, он с горя напивался еще сильнее. Потому что как жить – без всяких прав? А у Гены только на Никиной короткой памяти права отбирали уже раз сто! Поскольку Вероника была девушкой совершенно не любопытной, а, наоборот, любознательной, да и гостью все же полагалось занять разговором, она так прямо ее и спросила:

– А почему предпоследние-то? Остальные – где? Все поотбирали?

– Конечно! – гордо и даже заносчиво ответила Гена. – Я же взяток не даю! Приходится рассчитываться личными правами.

– Тогда чего расстраиваться? – недоуменно уставилась на нее Ника. – Если еще не все отдали – жить можно! Я тоже очень гаишников не люблю. И очень вас понимаю!

– Вероника, – устало поморщилась Генриетта. – Ну что ты можешь понять? Ты же не водишь машину…

– Не вожу, – покорно согласилась девушка. – Пока. Но ЕВР сказал, как только я обживусь в Москве, он оплатит мне автошколу, чтобы я была свободна в передвижении.

– Что?

Гена так подпрыгнула на стуле, что с ее хорошенькой головки слетела невнятная соломенная пендюрка, гордо именуемая шляпкой от Гуччи, и на белый свет явилось… У Ники даже слова не нашлось, чтобы ЭТО назвать. Короче, то, что когда-то именовалось волосами. Густо-оранжевого цвета с ярко-синими вкраплениями. Словно окунули в нечистый таз с оранжевой половой краской старую мочалку, а потом ее же сунули в банку с остатками синьки.

– Ох… – только-то и вымолвила Ника, поскольку мгновенно потеряла дар речи. Оставшихся от потрясения сил всего и хватило, чтобы ощупать свои роскошные белокурые локоны: на месте ли?

– Ну, теперь ясно, почему я так спешила? – Гена ловко взбила мочалку когтями. – Вот если бы в ГАИ служили женщины, они бы меня поняли! Я ведь как раз торопилась в салон…

За полгода жизни в доме ЕВРа, куда, собственно, и пристроила ее Гена, Ника видела ее всякой: лимонно-розовой, фиолетово-зеленой, блондинкой, брюнеткой. Рыжей, в конце концов! Но вот такой – чисто клоун! – ни разу! Перекрашивать волосы было Гениной страстью, и, как ко всяким полезным хобби, Ника и к этому относилась с уважением, то есть не осуждала. Но выбрать такое сочетание цветов…

– Да, не получилось! – капризно надула губки Гена. – Я хотела на оранж сделать мелирование, чтобы как солнце в снегопад, представляешь?

Ника честно попыталась представить – не вышло: она никогда не видала яркого оранжевого солнца во время метели. Даже у себя на родине, где и солнца, и снега – с избытком, а уж тут, в Москве, где и неба-то нету…

– Ну и… – девушка наконец проглотила тяжелый ватный комок, мешающий говорить, – теперь-то как?

– Как-как! Я же с Сержем Зверевым созвонилась, к нему и ехала! Когда помаду купила, смотрю, проспект вообще пустой! Ну, думаю, чего я на перекресток поеду, если никого нет? Я напрямик к салону и помчалась!

– Как напрямик? – снова не поняла Ника.

– Нельзя быть настолько без воображения, – холодно проронила Гена. – Где находится салон Зверева?

– Как где? – Ника уверенно махнула рукой в окно, показывая на стоящий напротив огромный дом.