— Знаешь что,— сказала Клодина, когда уже было совсем поздно, а карнавал не притухал, а все разгорался.— Ты партизан, у тебя, наверное, есть деньги?

— Есть,— сказал Пиппо.— А что?

— Не подумай только, что я гулящая какая-нибудь. Просто я очень бедная. И мне хочется есть.

— Почему же ты не сказала об этом раньше?

— Я забыла о голоде.

— Кстати, я тоже не ел с самого утра.

— Давай выберем где-нибудь уютное местечко и съедим макароны.

— Прекрасно!

Они нашли небольшую тратторию неподалеку от моря. Маленькую тратторию, где, вероятно, любили устраивать долгие посиделки искатели работы в порту, старые моряки, девушки с парнями, у которых не хватало денег на дорогие рестораны. Здесь стояли голые круглые столики на металлических ножках, маленькие стулья, щербатые тарелки, почерневшие от долгого употребления вилки. Но спагетти были здесь такие же, как в самых дорогих ресторанах, и томат был точно такой же, и красное вино, вино «россо», ничем не уступало винам в бутылках с позолоченными этикетками.

Особенно же если напротив тебя сидело удивительное существо, девушка в черном мальчишеском свитере.

А где-то там на улицах волны карнавала, и Пиппо и Клодина — будто обломки этой огромной радости. Он не выдержал первый и протянул через стол руку. Просто положил ее на стол и показал на нее глазами. Клодина, не переставая накручивать на вилку длинные хвосты спагетти, улыбнулась и накрыла его кисть ладонью своей левой руки.

Вдруг Клодина убрала свою руку. Ее длинные ресницы испуганно взметнулись. Глазами она показывала назад. Бенедетти оглянулся. За его спиной стоял невысокий старей господин весь в черном, с пожелтевшим, как дыня, лицом, лысый, какой-то весь старомодный и жалкий. Черную шляпу он держал в руке и кланялся не то Клодине, не то спине Пиппо, кланялся заискивающе-лебезящим поклоном.

— Сегодня утром я целый день был ребенком, а теперь опять старик,— сказал он.— Если же сяду за ваш столик, то еще раз вдохну молодость. Вы позволите?

Клодина кивнула головой. Она не привыкла отказывать старшим. К тому же этот синьор был такой торжественный и говорил столь непонятно, что она просто растерялась. Пиппо смотрел на старика с любопытством.

Что он им скажет? Кто он? Почему выбрал именно эту дешевенькую тратторию? Одет он был довольно пристойно и, очевидно, мог перекусить где-нибудь в более богатых кварталах города.

Старик положил свою шляпу на свободный стул, разгладил пожелтевшую от времени манишку, откашлялся и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Мысль проходит, как солнце сквозь стекло. Это — стихи. Чьи — не знаете? Я так и думал. Молодежь любит стихи, но мало знает их и совсем не интересуется их авторами. Хотите, я вас чуточку развлеку?

— А нам и так весело,— сказала Клодина.

— О, никогда не бывает так весело, чтобы не хотелось еще больше веселиться! — старик помахал пальцем.— Ой, что это у вас?

Он наклонился под столик, там неожиданно залаяла какая-то маленькая собачонка. Он хотел ее поймать, а собачонка не давалась и сердито лаяла. Старик совсем соскользнул со стула и стал ползать по полу, стараясь схватить собачонку. Клодина тоже наклонилась под столик, чтобы помочь старику, но и она не могла поймать песика, даже не могла увидеть его, а он лаял откуда-то из-под стола, то выскакивая, то снова прячась под ним. Пиппо, смеясь, тоже полез под стол, они ползали по полу теперь уже втроем, но собачка не давалась в руки. Уже смеялась вся траттория. Уже нашлось несколько новых помощников, чтобы поймать эту неуловимую собачонку.