— Зачем вы сказали Массимо ехать во Флоренцию? Я только что уволил его.

— Но, ваше превосходительство…

— Так зачем?

— Но, ваше превосходительство… Я ничего ему не говорил. Он не здесь, ваше превосходительство… Он в Риме.

Дантес уже не слушал. В дверях, все так же между Арлекином и Коломбиной, он увидел знакомую фигуру: Жард.

LII

Доктор был господином лет сорока с задумчивыми очками. Лицо его сразу же поражало отсутствием каких бы то ни было особых черт, не говоря уже об индивидуальности, что составляло определенное преимущество, так как успокаивало пациента. Однажды он объяснял это Дантесу: нельзя предвидеть, какое выражение лица может смутить больного, а мнение или суждение, которое последний составит о психиатре, всегда рискует оказаться негативным. Поэтому Жард постарался извлечь максимальную выгоду из вялости и незначительности своих черт. Их невыразительность позволяла избежать ошибок и не поддаваться настойчивым физиогномическим опытам пациента.

— Я как раз пытался дозвониться до вас…

— Вы уже звонили вчера утром и просили приехать… Вы не помните?

— В самом деле? Правда, с тех пор столько всего произошло… Эрика абсолютно невменяема… Очень тяжелый приступ… Может быть, ничего уже нельзя сделать…

Врач поправил очки; этот жест означал, что он весь внимание.

— Она ведет себя совершенно неадекватно, а по ее речи видно, что она все больше и больше теряет связь с реальностью. Она говорит с какими-то воображаемыми людьми… и я в их числе!

— Ну хорошо, мы еще к этому вернемся, — сказал доктор. — Забыл сказать, я приехал не один. Полагаю, ваши жена и сын предупредили вас о своем приезде, они попросили меня поехать вместе с ними. Они внизу.

Дантес потерял дар речи. Он прекрасно помнил телеграмму, извещавшую о том, что они собираются приехать, но понятия не имел, что им известно о его знакомстве с Жардом, да и вообще, что за мысль — везти с собой психиатра…

— О Господи, если я правильно понимаю… Обо мне беспокоились?

Жард неопределенно повел рукой:

— Поставьте себя на их место… Вы говорите своим коллегам, что берете отпуск на несколько дней, а исчезаете на две недели…

Теперь Дантес не на шутку разозлился:

— Что за ерунда? Я здесь всего сутки…

— Неважно, — сказал Жард. — Время идет с разной скоростью, а иногда о нем и вовсе забывают. Такое может случиться с кем угодно.

Посол рассмеялся:

— Скажите, мой друг… Вы пытаетесь меня успокоить?

Жард снял очки и сразу обрел свой настоящий взгляд. Дантес удивился, как внезапно преобразилось его лицо: оно перестало быть ординарным. Необычно смуглая для кабинетной работы кожа, а в чертах и в выражении — как будто что-то тревожное. Это лицо напоминало ему кого-то другого — Жарда. Но как раз сходство и сбивало с толку — казалось, что человек, стоявший напротив, им пользовался. Правда, Дантес сам не знал в точности, что имеет в виду, но решил быть начеку и скрывать недоверие. Он занимал высокий пост, и против него строили всевозможные козни, а у Мальвины были кое-какие друзья, чтобы не сказать сообщники. Во всяком случае, отношение к нему Жарда — если, конечно, это действительно был он — явно изменилось. Он вел себя неискренне. Немного вкрадчиво, успокаивающе. Смотрел чересчур внимательно. Конечно, он приехал вместе с его женой и сыном, но правда ли, что они встречали его раньше? И не замышляет ли его семья что-нибудь такое, чтобы избежать скандала?

— У вас депрессия, господин посол, а лучший способ выйти из нее — это прежде всего взглянуть на нее объективно.