– Ты сам у нее побывал?

– За кого ты меня принимаешь? – Казалось, она крайне его удивила. – Зачем я к ней пойду – разве только ради  тебя. – И, не давая ей возразить: – Что, она не приняла тебя?

– Приняла. Я, как ты сказал, была «нужна».

– И она бросилась к тебе.

– Бросилась. Исповедовалась целый час.

Он даже вспыхнул – так ему стало интересно, даже развеселился, несмотря ни на что.

– Значит, я был прав. Видишь, я знаю человеческую натуру – до самого донышка.

– До самого донышка. Она приняла мои слова за чистую монету.

– Что публика жаждет ее услышать?

– Что не примет отказа. Вот она и выложила мне все.

– Выплеснула?

– Выговорилась.

– Излила душу?

– Скорее, поняла и использовала свой шанс. Продержала меня до полуночи. Рассказала, употребляя ее слова, все и обо всем.

Они обменялись долгим понимающим взглядом, и, словно ободренный им, Байт дал волю языку:

– Ну и ну! Потрясающе!

– Это ты – потрясающий! – парировала Мод. – Так все сообразить. Ты таки знаешь, что такое люди – до мозга костей.

– Подумаешь, что такого я сообразил!.. – Больше в эту минуту он себе ничего не позволил сказать. – Не будь я полностью уверен, не стал бы я тебя подбивать. Только вот что, если позволишь, я не понимаю: когда ты успела так забрать ее в руки?

– Конечно, не понимаешь, – согласилась Мод и добавила: – Я и сама не совсем понимаю. Но раз уж я забрала ее в свои руки, теперь ни за что на свете не выпущу.

– А ведь ты прикарманила ее, не обижайся, обведя вокруг пальца.

– Вокруг. Потому-то мне и стыдно. Когда я вернулась домой со всей этой исповедью, – продолжала она, – я уж дома всю ночь до самого утра перебирала ее в мыслях, а поняв, в чем дело, решила: не могу…  и предпочту краснеть от стыда, не сделав для нее обещанного, чем предать ее признания гласности. Потому что, понимаешь, они были… прямо скажем, были чересчур, – пояснила Мод.

Байт слушал, вникая в каждое слово.

– Они были такие замечательные?

– Бесподобные! Страшно любопытные!

– В самом деле, настолько захватывающие?

– Захватывающие, преинтересные, ужасные. Но главное – совершенно правдивые, и в этом все дело. В них она сама… и он, все о нем. Ни одного фальшивого слова, а только слабая женщина, растаявшая и расчувствовавшаяся сверх всякой меры, но и исходящая гневом – как носик чайника паром, когда в нем закипает вода. Я в жизни не видела ничего подобного. Излила мне все до конца – как ты и предсказал. Так вот, прийти сюда с этим багажом, чтобы торговать им – через тебя ли, как ты любезно предложил, или собственными бесстыдными руками, продав тому, кто даст наивысшую ставку, – занятие не по мне. Не хочу. И если это для меня единственный способ заработать деньги, предпочту умирать с голоду.

– Ясно. – Говарду Байту и впрямь все стало ясно. – Так вот чего тебе стыдно.

Она замялась: она чувствовала вину за как бы невыполненное задание, но в то же время оставалась тверда.

– Я знала: раз я не пришла к тебе, ты догадаешься и, конечно, будешь считать пустой балаболкой – так же, как и она. А я не могла объяснить. Не могу… ей не могу. Получается, – продолжала Мод, – что, промолчав, я совершу – говоря о ее отношении ко мне – нечто более бестактное, более непристойное, чем если выставлю ее напоказ всему миру.