Изменить размер шрифта - +
 — В следующий раз для нужного эффекта будь более деликатным. Люди жаждут церемоний. Такова наша натура.

— Изменить человеческую натуру — вот зачем Иисус оказался среди нас. «Вечное Евангелие» Иоахима из Флоры отвергает всякую необходимость в знаках и покровах. «Когда пришел тот, кто совершенен, формы, традиции и законы исполнили свое предназначение». Мы должны путешествовать в собственных душах.

Дитрих повернулся к двум крэнкам:

— И все из-за того, должен быть подризник белым или зеленым! Ради всего святого, Иоахим! Подобные minutiae завладели тобой куда больше, чем мной.

— Об этом нам ничего не известно, — сказал Ганс. — Он прав в том, что касается закручивающихся спиралью измерений. Чтобы отыскать наш дом небесный, мы должны совершить путешествие не в длину, не в ширину, не в высоту и не через время, которое имеет протяженность.

— Мы всегда можем уйти, — сказал Готфрид, чмокнув губами, но Ганс щелкнул челюстями, и его товарищ тут же прекратил смеяться, продолжив: — Мы оторваны от своего дома, от племени. Так давай не будем отрываться друг от друга.

 

* * *

На следующий день Дитрих наткнулся на человека, пристально осматривавшего стены церкви. Схватив его за плащ, он обнаружил, что это был слуга-еврей.

— Что ты здесь делаешь? — с подозрением осведомился пастор. — Зачем тебя сюда послали?

Неожиданно пойманный взмолился:

— Не говори хозяину, что я здесь был. Не говори, прошу!

Его отчаяние было столь очевидным, что священник счел его слова искренними.

— Почему?

— Потому что… Для нас греховно ходить поблизости с домом… tilfah.

— Правда? Так почему же это не порочит тебя?

Слуга склонился в раболепной позе:

— Досточтимый, я низкородный плут, не так чист и свят, как мой хозяин. Что может опорочить меня?

Не ирония ли слышалась в этом голосе? Дитрих едва сдержал улыбку:

— Объяснись.

— Я слышал о них, резных украшениях, от слуг в поместье и решил взглянуть. Нам запрещено творить изображения, но меня тянет к прекрасному.

— Во имя ран Христовых, я верю, ты говоришь правду. — Дитрих выпрямился и отпустил рукав собеседника. — Как тебя зовут?

Мужчина стянул с себя шляпу:

— Тархан Азер бен Бек.

— Слишком длинное имя для такого маленького человека, как ты. — Под грубым плащом тот носил украшенный кисточками наплечник, а толстые косы волос отличались от изящно закрученных локонов его хозяина. — Ты не испанец.

— Мой народ с востока, за литовскими землями. Быть может, ты слышал о Киеве?

Пастор отрицательно покачал головой:

— Он далеко отсюда, этот твой Киев?

Тархан печально усмехнулся:

— На самом краю земли. Когда-то он был могущественным городом моего народа, тогда еще существовала Золотая империя. А теперь кто я, чьи отцы были царями?

В Дитрихе проснулось любопытство:

— Я бы пригласил тебя к своему столу и расспросил о Золотой империи, но боюсь, не осквернит ли тебя мое предложение.

Тархан скрестил руки на груди:

— Могущественные иудеи, как мой хозяин, столь чисты, что даже малое может загрязнить их. Ныне он думает, что за ним следит златоглазый демон, и чертит печать Соломона вокруг своих покоев. Что до меня, то какая разница? Кроме того, учтивые манеры не могут нанести вреда.

Упоминание о златоглазых демонах моментально лишило священника дара речи. Неужто крэнки пробрались в Нижние леса, чтобы подглядеть за необычным странником?

— Я… Думаю, у меня есть овсяная каша и немного пива.

Быстрый переход