Карканье ворона привлекло внимание священника. Он увидел, как тот сделал круг, опустился в огород за кузницей и взмыл вверх. Затем все повторилось.

Уронив молот, пастор рванулся к задней калитке и обнаружил там Ванду Шмидт, распростертую на спине посреди бобов и капусты, воздевшую руки, словно пытаясь дотянуться до неба. Ее черный и распухший язык высунулся из сухих потрескавшихся губ. Ворон вновь спикировал вниз, и Дитрих прогнал его палкой.

— Воды, — выдохнула лежащая ничком женщина.

Священник вернулся в кузницу, нашел кружку возле бочонка с водой, наполнил ее, но, когда протянул больной, дергающиеся руки оттолкнули его прочь. Лицо Ванды покраснело от жара, поэтому он нашел тряпицу, намочил и положил ее на лоб женщины.

Та вскрикнула, выгнулась и забила руками, пока не спихнула ветошку прочь. Подняв лоскут, Дитрих обнаружил, что тот почти высох. Он скомкал его в руках, сев прямо на землю. «За что, Господи? — взмолился он. — За что?»

Священник прогнал нечестивую мысль. «Эта чума пришла не по воле Господа», — напомнил он себе. Эверард вдохнул ее, теперь и Ванда. Она давно не общалась с управляющим, поэтому теория крэнков о прыгающих с человека на человека «маленьких жизнях», похоже, оказалась ложной. И все же этому должна быть причина. Бог все расположил «мерою, числом и весом». Измеряя, взвешивая и отсчитывая, простой смертный мог постичь «вечные установления, которым Он подчинил движение звезд, приливы и отливы в море».

Ванда закричала, и Дитрих осторожно отодвинулся. Простой взгляд на больного мог заразить. Из глаз вырывается голубое пламя. В бегстве единственное спасение. Он вскочил на ноги и бросился обратно через кузницу на дорогу, где остановился, учащенно дыша.

Снаружи, казалось, все шло своим чередом. Пастор слышал визг пилы с бондарни Беттхера, далекий крик ястреба, кружащего высоко над озимыми полями. Видел, как свинья Амбаха ковыряется в мусоре вдоль дороги, как поднимается водяной пар над лопастями мельничного колеса. Почувствовал горячее дыхание ветра на щеке.

Ванда была слишком крупной женщиной, чтобы тащить ее одному. Нужно сбегать за подмогой, сказал он себе. Дитрих побежал сначала к мастерской каменотеса, но Грегор захватил сыновей с собой складывать в стога сено. Затем, вспомнив, что Клаус и Ванда спали вместе, рванул на западную окраину деревни.

* * *

Одо отворил верхнее окошко двери, но посмотрел на Дитриха отсутствующим взглядом.

— Проклятие свершилось, — сказал старик, но ничего не стал пояснять. Дитрих просунул руку и, отперев нижнюю створку, протолкался внутрь.

— Клаус! — крикнул он.

Старый Швайнфюрт стоял у раскрытой двери, уставившись на пустую улицу. Сверху раздался стон, и пастор вскарабкался по лестнице на верхний этаж, где находилась спальня.

Там он обнаружил мельника на трехногом стуле, придвинутом к постели. Кровать выделялась резным изголовьем, в ногах стоял дубовый ларь на железных петлях с изображением мельничного колеса. На набитом тиком матрасе лежала Хильда.

Ее золотистые волосы спутались и покрылись испариной, тело изнемогало от кашля. Глаза округлились настолько, что походили на глаза крэнков.

— Позови пастора Дитриха, — кричала она. — Дитрих!

— Я здесь, — сказал пастор, и Клаус подпрыгнул от этого почти шепотом сказанного слова, хотя прежде не реагировал на удары кулаками и крики. Не оборачиваясь, он сказал: — Она жаловалась на головную боль, когда проснулась, но я не придал этому значения и пошел запустить колесо.