"Так почему же? Или я подурнела? Или он нашел кого-нибудь лучше, интереснее меня?" — с ревнивым укором в сердце, вне всякой логики, делает она новое заключение и бросает робкий взгляд в зеркало.

Нет, она — прежняя… Даже лучше прежнего. Похудела, осунулась, но это идет ей. И волосы, подсвеженные недавно, стали еще более яркими и блестящими. Нет, она хороша, положительно, хороша. Здесь, значит, кроется другая причина. Но не все ли равно, что это? Какая мука ждать!

У камина в зале Никс Луговской рассказывает девочкам про какую-то стычку. Отличился еще какой-то смельчак-казак: нанизал на пику несколько немцев, получил три Георгия. Девочки ахают. Вера крупными шагами ходит по залу. В столовой Маргарита гремит, перетирая фамильное серебро.

А Анатолий не идет!

Новая мысль обжигает мозг Зины.

— Николай Иванович, на одну минуту, — кокетливо окликает она Луговского и отводит в сторону. — Никс, голубчик, скажите Тольчику, что я его жду — понимаете? — жду на скамейке у пруда, в белой беседке. Так и передайте! Да?

— Сочту своим долгом!

— Мерси. А я иду туда. — И Зина, чуть смущенная, кивнув ему, уходит.

Офицер смотрит изумленно ей вслед. Он знает безнадежную любовь товарища к ней, и сейчас он рад за своего друга.

А Зина уже в саду.

Здесь холодно и сыро. Но Зина не чувствует этого. Ее лицо горит. Сладкая отрава жжет ее грудь. Ее нестерпимо тянет к чистой, прекрасной ласке кого-то большого и сильного, кто бы взял ее, как маленькую девочку, к себе на колени и долго-долго качал на руках. С нею еще никогда не было ничего такого, она до сих пор умела только властвовать и дразнить.

Как он долго!

Змея сомнения осторожно и незаметно вползает в сердце Зины.

А неумолимое время идет. Луна раз десять заходила за облака и появлялась снова, а Анатолия все еще нет. Что же это значит? Сердце вдовушки стучит все тревожнее.

Что это? Шаги?

Так и есть — он. Шуршат сухие листья, кто-то идет. Он! О, как бьется сердце! Сейчас… сейчас она увидит его! О чем они будут говорить? Что скажет ему она, Зина? Да разве она знает? Да и не все ли равно? Огромная радость затопляет собою все ее существо; как девочка, вскакивает она со скамейки и бежит к выходу.

— Вы, Тольчик?

Луговской отвечает извиняющимся тоном:

— Pardon, Зинаида Викторовна, виноват. Это я, Никс. Анатолий просит вас назначить ему час завтра. Сегодня ему не вырваться: Софья Ивановна как будто узнала его, не пускает, держит при себе и плачет. С нею опять только что был припадок.

Какое разочарование! Что-то рвется и гаснет в душе Зины. О, она знает что! — внезапная страсть. Но все же в недрах сердца, в глубине души остается что-то более сильное и прочное.

Ну да, она поняла сейчас… Она любит. И что это за радость, что за мука — эта любовь!

Она машинально принимает руку Луговского и идет молчаливая, затихшая в дом. Листья шуршат, как живые, под ногами. И в этом шорохе Зина точно слышит тихое, чуть внятное: "Ты любишь… любишь".

"Люблю! Люблю! — хочется ей ответить им. — Люблю! Люблю!"

Она не может никого видеть нынче; если ей не пришлось видеть сегодня Анатолия, пусть и все остальные исчезнут для нее.

Обходом, оставив в стороне большой зал, она идет к себе, раздевается быстро, как нашалившая девочка, лукаво косясь на дверь, и так же быстро юркает под одеяло.