Сайрус открыл было рот, но тут встрял Парис:

— Понятно, что плановое устаревание — часть любого производственного процесса, равно как и постепенный выход продукта из строя. Но здесь что-то уж слишком быстро. От нас ждут подробных отчетов о шести обязательных полевых испытаниях, и вот именно по фактору агрессивности мы перед клиентурой втыкаемся. Можно было бы наплевать, если б уровень буйства вырос на три-четыре процента: прогнали бы что-нибудь насчет естественной вариабельности трансгеники или еще какой-нибудь белиберды. Но у нас налицо, извините, рост агрессивности на пятнадцать и семь десятых, причем это только между первым и третьим испытаниями!

Сайрус поджал губы.

— Ах вон вы о чем, — вздохнул он. — Понятно. Это выше, чем у наших самых неудачных компьютерных моделей.

— За один лишь раз почти на восемь процентов, — сказала Геката. — В обратной пропорции к падению разумности. Такую математику поведенческого сдвига никому не впаришь.

— Это только у сигомов?

Сигомов поставлять на рынок было проще простого, да вот беда: очень уж непредсказуемы они были в плане аномального поведения и иных проблем, связанных с чехардой в генетике. Гораздо стабильней, можно сказать идеальными в сравнении с ними, были частично модифицированные организмы, но их приходилось выращивать от эмбриональной стадии до полной зрелости (у берсерков она теоретически наступала в пятнадцать — двадцать лет). Большей скороспелости близнецы добивались тем, что проводили модификации через введение вирусных векторов, несущих в себе экзогенные фрагменты ДНК. В итоге рост протекал быстрее, но намного больше становился риск неожиданных мутаций.

— Именно, — сказала Геката. — Просто для испытаний у нас нет среди них в полной мере вызревших.

Сайрус, откинувшись в кресле, уронил голову на грудь и погрузился в размышления. Геката с Парисом молча ждали, что он скажет.

— Я сомневаюсь, что вы распознаете эти проблемы в генетически модифицированных животных. Разные парадигмы, разные результаты. Причем в модифицированных животных сложно контролировать несовместимость случайных, выбранных наугад генов. Даже если вы ген этот подавите, он все равно рано или поздно неизбежно себя проявит, а с ним выйдут наружу и нежелательные черты.

Близнецы ждали. Все это они прекрасно знали сами, но перебивать Сайруса было чревато взрывом его темперамента, что не сулило их взаимоотношениям ничего хорошего. Сайрус какое-то время жевал губами, сузив глаза и уйдя куда-то вглубь себя.

— А какие шаги предприняли вы? — спросил наконец он.

— Да пока никаких, — сказала Геката. — Сомалийский тест прошел буквально накануне, и люди у нас все еще заняты подсчетами.

— Впрочем, задумки кое-какие есть, — заметил Парис. — Так, баловство. Скажем, с началом атаки активизировать в организме какой-нибудь гаситель допамина, эдакий временной демпфер. Чтобы за счет его в разгар боя пережигать в берсерках допамин, остужая их пыл.

Сайрус поморщился.

— Это лишь примочка, а не лекарство. Кроме того, ни один из таких гасителей не будет достаточно надежным. Берсерки — вещь настолько новая, что аналогов им и близко нет. А всплеск адреналина, а прочие факторы вы учли? Тут одних химикатов на выверку нужной дозы уйдет невесть сколько да стараний полгода. Да еще полгода на то, какую именно дозу подобрать под каждого отдельного берсерка. — Он покачал головой. — Нет. Хорошая теория, но непрактичная. Медикаментами здесь дела не сделаешь.

— Да знаем мы, — нетерпеливо бросил Парис, скорчив гримасу. — Потому и прилетели. Идей у нас море разливанное, а вот времени воплотить их на практике уже нет.