Ждать всё ещё оставалось довольно долго, и Кайл вышел из магазина. Рядом обнаружился магазин постеров. Он вошёл и огляделся; магазин был декорирован хромом и белой эмалью. Здесь было множество картин природы Роберта Бэйтмана. Кое-какие репродукции Группы Семи. Серия работ Жана-Пьера Нормана. Фотопортреты нынешних поп-звёзд. Старые кинопостеры — от «Гражданина Кейна» до «Падения джедая». Сотни пейзажных голопостеров — сухопутных, морских и космических.

И Дали — Кайлу всегда нравился Дали. Здесь было «Постоянство памяти» -  картина с плавящимися часами. И «Тайная вечеря». И…

Скажем, вот эта была бы полезна его студентам. «Christus Hypercubus». Она не попадалась ему на глаза много лет, а ведь этот образ определённо оживил бы его лабораторию.

Его, конечно, немного потеребят из-за того, что он вывесил картину с религиозным подтекстом, но что с того? Кайл нашёл автомат, который сворачивал постеры, и отнёс один к кассе, за которой сидел низкорослый мужчина восточноевропейской наружности.

— Тридцать пять девяносто пять, — сказал кассир. — Плюс-плюс-плюс. — Плюс ПСП, ОНП и ННП: канадцы — самый налогооблагаемый народ в мире.

Кайл протянул ему свою карточку смарт-кэш. Кассир поместил её в считыватель, который вычел сумму покупки со встроенного в карточку чипа. После этого кассир обернул постер в полиэтиленовый пакет и протянул его Кайлу.

Кайл вышел из магазина. До перерыва Зака оставалось несколько минут.

— Здесь есть, где поговорить? — спросил Кайл.

Зак по-прежнему выглядел не слишком желающим разговаривать, но после секундного раздумья сказал:

— В офисе?

Кайл кивнул, и Зак отвёл его в заднюю комнату, которая скорее выглядела как склад, а не нечто, что оправдывало бы звание офиса. Зак закрыл за ним дверь. Шаткие стеллажи и два обшарпанных деревянных стола заполняли помещение. На обновление этой части магазина денег явно не тратили; главное — как он выглядит снаружи.

Зак предложил Кайлу единственный стул, но Кайл покачал головой. Зак уселся. Кайл облокотился на стеллаж, который сдвинулся под его весом. Кайл тут же отошёл от него — не хватало ещё, чтобы на него что-то свалилось; этого в последние дни и так было достаточно.

— Зак, я люблю Бекки, — сказал Кайл.

— Тот, кто любит, — твёрдым голосом ответил Зак, — никогда бы не сделал того, что сделали вы. — Он секунду помедлил, словно раздумывая, стоит ли испытывать судьбу. Но потом, со свойственной молодости убеждённостью в собственной правоте, добавил: — Вы больной ублюдок.

Кайлу захотелось заорать и ударить поганца.

— Я ничего не делал. Я никогда не причинял ей зла.

— Вы причинили ей зло. Она не может…

— Что?

— Ничего.

Но Кайл кое-чему научился у Читы.

— Скажи мне.

Зак, казалось, задумался, потом, наконец, буркнул:

— Она даже не может больше заниматься сексом.

Кайл почувствовал, как у него подскочило сердце. Разумеется, Бекки была сексуально активна; ей девятнадцать, в конце концов. И всё же, хотя он об этом и подозревал, услышал он это впервые.

— Я никогда не касался её в этом смысле. Никогда.

— Ей не понравится, если она узнает, что я с вами говорил.

— Чёрт возьми, Зак, моя семья разваливается на части.