А если мы хотим хорошую явку, журналистов надо предупредить за день-два.
Кайл согласно кивнул.
Но что если кто-то ещё объявит об открытии в выходные?
Хизер задумалась.
— Ну, если это произойдёт, я всегда могу указать на архив надразума и сказать: «Глядите, вот доказательство того, что я догадалась обо всём раньше вас». — Она помолчала. — Но я думаю, что это старомодное мышление, — добавила она, слегка пожав плечами. — В новом мире, который мы готовимся создать, понятие превосходства вряд ли будет иметь какое-то значение.
Хизер провела всё воскресенье, исследуя психопространство; Кайл и Бекки по очереди занимались тем же самым в Маллин-Холле, где для снятия кубической двери требовалась посторонняя помощь.
Для Хизер это было как плавать в чистейшем горном озере, далёком и прозрачном, зная, что никто другой не набредал на него, зная, что она первая, кто узрел его красоту, погрузился в него, почувствовал, как его воды омывают тело.
Но, как и любые ландшафты, жизнь на поверхности лежит поверх смерти, пуская новые корни сквозь слой разлагающейся органики. Хотя была масса живых людей, к чьим разумам Хизер хотелось прикоснуться, были также бесчисленные мёртвые, с которыми она хотела вступить в контакт — и некоторым образом посещение мёртвого разума казалось менее агрессивным актом, меньшим нарушением чужой неприкосновенности.
Кайл провёл внутри тёмного архива памяти Мэри долгое время, но Хизер ещё ни разу не касалась чёрного гексагона. Однако теперь время пришло.
Собственно, в данном случае ей даже не нужно было искать гексагон. Достаточно войти в себя — простая неккерова трансформация из гексагона, который она опознала как Кайла — а потом соткать конкретный образ из её собственных воспоминаний и неккернуть к нему.
К Джошу Ханекеру.
Вот уже двадцать три года как мёртвому.
Его образ, разумеется, её не преследовал. Бо́льшую часть времени она вообще о нём не думала, хотя по крайней мере в одном немаловажном аспекте он оказал огромное влияние на её жизнь: именно он познакомил её с удивительным миром SETI и, таким образом, в совершенно буквальном смысле если бы не её отношения с Джошем, её бы сейчас здесь не было.
Но она была. И если существовало более раннее инопланетное послание, которое она никогда не видела, которого не видел никто из ныне живущих, то она должна об этом знать.
Теперь не нужен квантовый компьютер для того, чтобы узнать тайну Ханекера — да и любую другую тайну. Тайн — даже унесённых в могилу — более не существовало.
Она перешла в разум Ханекера.
Он не был похож ни на один из разумов, в которых она побывала до сих пор. Этот был мёртв и холоден, словно камень — без активных образов, без активных мыслей. Хизер словно плыла в беззвёздной безлунной ночи по безмолвному чернильному морю.
Однако архив был здесь. То, кем был Джош — и то, что его мучило — хранилось здесь.
Она вообразила себя такой, какой была тогда. Моложе, стройнее, и, пусть не по-настоящему красивая, но обладающая юным пылом, способным сойти за красоту.
И через мгновение что-то щёлкнуло.
Она увидела себя такой, какой видел её он столько лет назад: гладкокожую и невысокую, с обесцвеченными волосами и панковской причёской, с тремя маленькими серебряными колечками — ещё одна подхваченная в Торонто мода — продетыми сквозь левое ухо.
Он не любил её.
Она этому не удивилась. Он был симпатичным аспирантом, и она практически повесилась ему на шею. О, у него были к ней чувства — и они были сексуальными. Однако он уже посвятил себя, как он сам думал, совсем другому стилю жизни.
Он запутался, и его разрывало на части.
Он планировал убить себя. |