— Но все эти вещи — войны, взорванные машины, даже смерть детей — они случаются сравнительно часто. Нельзя сказать, что они немыслимы; нет такого родителя, который бы не волновался из-за чего-то, что может случиться с его детьми. Но что, если случается нечто настолько неожиданное, настолько выходящее из ряда вон, настолько шокирующее, что разум попросту не знает, что с этим делать? Нечто вроде девочки, которая увидела, как её папа насилует и убивает её лучшую подругу. Как разум отреагирует на такое? Возможно, он и вправду отгородится стеной; есть несколько психиатров и целая куча предполагаемых жертв инцеста, которые в это верят. Но…

Кайл вскинул брови.

— Но что?

— Но очень многие психологи считают, что такого попросту не может быть — что не существует механизма подавления, и поэтому если травмирующие воспоминания внезапно появляются через многие годы после предполагаемого события, то они могут быть только ложными. В психологии мы ведём об этом споры уже более четверти столетия, и до сих пор не нашли убедительного ответа.

Кайл сделал глубокий вдох, медленно выдохнул.

— Так и что же из этого следует? Люди либо могут изолировать воспоминания о травмирующих событиях, которые действительно случились — или мы можем иметь яркие воспоминания о том, чего никогда не было?

Хизер кивнула.

— Знаю, знаю; ни та, ни другая идея не слишком привлекательна. Независимо от того, какую из них ты примешь — и, разумеется, есть вероятность, что в разное время верны они обе — это значит, что наше ощущение того, кто мы есть и откуда мы пришли, гораздо более подвержено ошибкам, чем мы думаем.

— Ну, я совершенно точно знаю, что Беккины воспоминания — выдумка. Чего я не могу понять — это откуда они взялись.

— Самая распространённая теория — что их туда подсадили.

— Подсадили? — Он произнёс это так, будто никогда раньше не слышал этого слова.

Хизер кивнула.

— Психотерапевтическими методами. Я сама видела демонстрацию базового принципа, на примере детей. Ребёнка приводят к тебе каждый день в течение недели. В первый день ты спрашиваешь его о том, что было в больнице, куда его отвезли после того, как он порезал палец. Он отвечает «Я не был ни в какой больнице». И это правда, в больнице он не был. Но ты спрашиваешь его об этом и завтра, и послезавтра, и на следующий день. И к концу недели ребёнок уже уверен, что он был в больнице. Он может рассказать об этом подробную и непротиворечивую историю — и он совершенно уверен, что так оно на самом деле и было.

— Как Биф Ломан.

— Кто?

— Из «Смерти коммивояжёра». Биф не был ребёнком, но сказал отцу: «сю жизнь ты заставлял меня пыжиться. Я пыжился, пыжился, и мне не по чину было учиться у кого бы то ни было!» Отец смог его убедить, что он занимал в компании гораздо более высокую должность, чем на самом деле.

— Вот-вот, такое возможно. Воспоминания можно подсадить, даже просто намекнув на них и потом постоянно повторяя намёк. А если психотерапевт усиливает намёки с помощью гипноза, то в результате получается поистине несокрушимая ложная память.

— Но зачем психотерапевту делать такое?

— На факультете психологии ходит такая старая шутка, — с мрачным видом ответила Хизер. — Есть много путей к душевному здоровью, но ни один из них по доходности не сравнится с фрейдовским анализом.

Кайл нахмурился. Он помолчал несколько секунд, по-видимому, размышляя, задавать ли следующий вопрос. И решил его задать.

— Я не хочу тебя ни в чём обвинить, но твоя поддержка моей невиновности до сих пор была не слишком уверенной.