— Это был он, так ведь?
— Это был никто.
— У вас ведь не было брата намного вас старше? Или дедушки, который частенько к вам заходил? Может быть, дядя, с которым вы часто оставались наедине?
— Нет.
— Значит, это, вероятно, был ваш отец.
— Он никак не мог сделать ничего подобного. — Хизер постаралась произнести эту фразу твёрдо.
Гурджиефф печально улыбнулась.
— Поначалу все так думают. Но вы страдаете от того, что мы называем посттравматическое стрессовое расстройство. Это то же самое, что случается с ветеранами Войны в Заливе и Колумбийской войны, только вместо того, чтобы переживать свои воспоминания снова и снова, вы их подавляете. — Гурджиефф коснулась руки Хизер. — Послушайте, здесь совершенно нечего стыдиться — вы всегда должны это помнить. Не вы это делали. В этом нет вашей вины.
Хизер молчала.
Гурджиефф понизила голос.
— Это случается чаще, чем вы думаете, — сказала она. — Со мной это тоже случилось.
— Правда?
Психотерапевт кивнула.
— С шести лет и до четырнадцати. Не каждую ночь, но часто.
— Это… это ужасно. Я так вам сочувствую.
Гурджиефф подняла руку.
— Не жалейте меня — или себя. Мы должны черпать из этого силу.
— И… что же вы сделали?
— Жаль, что ваш отец умер; вы не можете с ним объясниться. Это, знаете ли, самый лучший метод — встретиться со своим обидчиком лицом к лицу. Он невероятно воодушевляющий. Но, конечно, не каждому подходит. Некоторые женщины боятся это делать, боятся лишиться наследства или оказаться в изоляции от своей семьи. Но когда он срабатывает, это просто здорово.
— А другие ваши пациенты уже проходили через это? — спросила Хизер.
— Очень многие.
Хизер не была уверена, но решила копнуть чуть глубже.
— А было такое в ближайшее время?
— Ну, вообще-то я не могу рассказывать о других пациентах…
— Конечно, конечно. Я имела в виду, в самых общих чертах. Как это бывает? В самом типичном случае?
— Ну, одна из моих пациенток встретилась со своим совратителем на прошлой неделе.
Хизер ощутила, как её сердце забилось быстрее. Она должна быть очень осторожна.
— Это ей помогло?
— Да.
— Каким образом? В смысле, освободилась ли она от того, что её беспокоило?
— Да.
— Откуда вы знаете? Я хочу сказать, как вы узнаёте, что что-то изменилось?
— Ну, эта женщина… думаю, я могу вам сказать, что у неё было расстройство приёма пищи. Это распространённый симптом в таких случаях, такой же распространённый, как расстройство сна, как у вас. Так вот, она страдала булимией — но с тех пор ей ни разу не понадобилось принимать рвотное. То, от чего она на самом деле хотела очиститься, то, что хотела исторгнуть из себя, теперь уже исторгнуто.
— Но я не думаю, что меня совращали в детстве. Она также не была в этом уверена?
— Поначалу да. Лишь позднее всё вышло наружу. В вашем случае тоже так будет. Мы отыщем правду и вместе справимся с ней.
— Я не знаю. Я не думаю, что это в самом деле было. И… и… да в самом деле! Инцест, растление малолетних — это же материал для таблоидов, разве нет? Ну, то есть, это же практически клише.
— Вы настолько неправы, что это потрясает, — резко ответила Гурджиефф. — И не только вы — общество в целом. Знаете, в восьмидесятых, когда мы начали откровенно говорить о сексуальных домогательствах и инцесте, эта тема широко обсуждалась. |