Подобное творение можно было создать только под угрозой ослепления или под пыткой: огнем, тщеславием, монетой. Вряд ли зодчему прижигали угольями пятки, думаю, его гений разбудили все-таки монетой, и славный выдумщик пробежал по хмурым стенам шаловливой кистью затейника и мудреца.
…Лимузин накатом подобрался к крыльцу, охранник Сережа рысью подбежал к хозяйской дверце и помог Ирине Владимировне выбраться из салона.
Я – невелика персона – подобного обхождения дожидаться не стала и выпорхнула наружу самостоятельно.
Ирина Владимировна, нисколько не сомневаясь, что я иду следом, поднялась по крыльцу и вошла в дом через огромную полуовальную дверь из полированного стекла. У порога ее встретила тощая кислая особа в черном подпоясанном платье с брошью-камеей под крошечным ажурным воротником, навеявшим воспоминания о чьих-то тяжелых армейских буднях и подшивании подворотничков к воротникам при помощи тупых иголок. Особа дернула бровью, и к Ирине Владимировне метнулась полненькая девушка с распахнутыми, готовыми принять шубку руками.
– Клементина, – обратилась Вяземская к подворотничку, – это Алиса. Я тебе о ней говорила. – Над подворотничком дернулся острый подбородок. – Покажи ей все и объясни.
Бросив на руки горничной портфель и шейный платок, Ирина Владимировна подошла к зеркалу, одним движением поправила прическу и быстро пошла к лестнице, плавно извивающейся в центральном желобе, пронизавшем дом до крыши.
Я приоткрыла рот, собралась озадачить мадам вопросом: а когда я, собственно, могу рассчитывать на интервью? – но наткнулась на взгляд уже совсем не кислой Клементины и как-то сникла. Домоправительница Вяземских разглядывала меня с недовольством барышника, купившего у цыгана негодную лошадь. Особенного недовольства заслуживали мои – чистейшие! – лакированные сапоги на шпильках. На них Клементина задержала многозначительный неодобрительный взгляд (я даже голову опустила и проверила, не нацепился ли на каблук кусочек собачьей какашки), потом, оторвав, наконец, взгляд от пола, она буркнула:
– Иди за мной, – повернулась спиной, собираясь уходить.
Я, честно говоря, опешила. Когда незнакомые люди начинают мне тыкать в первые минуты знакомства, у меня появляется четкое ощущение того, что мне хамят.
– Простите! – возмущенно пропищала я вслед удаляющейся спине и тут же услышала тихий шепоток девушки-горничной:
– Иди, иди, Карловна ждать не любит.
Сумасшедший дом. Выездная сессия.
Я плюнула на гордость – негоже начинать трудовую деятельность со склок с прислугой – и походкой, сохраняющей достоинство и независимость, поспешила вслед за Клементиной, оказавшейся еще и Карловной. Домоправительница шагала к боковой лестнице, проложенной внутри водонапорной башни. Прямая, как древко штандарта, безыскусная, как циркуль, убедительная без всяких слов, она шла на второй этаж и остановилась подождать у перил, наблюдая, как я карабкаюсь по винтовой лестнице на ставших вдруг неудобными каблуках.
Центральную часть второго этажа занимало помещение, напоминающее читальню шикарного мужского клуба. Удобные кожаные кресла и диваны, низкие столики с журналами и газетами, автономное освещение, потухший камин и множество книжных шкафов из темного дерева. (Фотографии в интерьере выйдут замечательные! Особенно на фоне головы кабана или оленя, висящих на стенах.)
Клементина кивком предложила – пардон, приказала – следовать дальше, мы миновали библиотеку, прошли по узкому коридору и из непонятного Средневековья попали в обычный европейский новодел: светлую галерею с окнами на задний двор по правую руку и рядом дверей по левую.
Клементина толчком ладони распахнула одну из дверей и мотнула головой – заходи.
Я бочком проскользнула в небольшую вытянутую комнату и огляделась: диван и кровать вдоль стен, дальше тумба с телевизором, напротив платяной шкаф, туалетный столик под скошенным мансардным окном…
«Меня привели в гостевую комнату для незначительных персон? Предполагается, что интервью будет двухдневным?!»
– Зачем ты потащилась в город? – скрипуче пробурчал за моей спиной голос домоправительницы. |