Но от прочей трусливой бестолочи в голове и трясущихся коленок отвлекает.

Я храбро шагнула под своды языческого храма и нос к носу столкнулась с мужиком, несущим на физиономии отнюдь не «причастность», а совершенно узнаваемые фирменные признаки кабацкого вышибалы.

Вышибала мгновенно оценил – до рубля – каждую шерстинку кролика-шиншиллы, начищенные, но «прошлогодние» даже по провинциальным меркам сапоги, моментально привесил мне ярлык-ценник и собрал физиономию в гримасу: «Ты куда? Детка…»

Я уверенно вздернула подбородок и произнесла вслух магический пароль, код доступа:

– К госпоже Вяземской. Мне заказан пропуск.

В лице охранника что-то неуловимо изменилось…

Тьфу! Да не изменилось в нем ничего! Вышибала дернул бровью, указывая направление к бюро пропусков, и снова заскучал. Фальшивые шиншиллы даже на подозреваемых в терроризме не тянут. Максимум – в чертог всеми правдами и неправдами пробралась очередная просительница от лица сиротского приюта.

Я отошла в сторонку, встала за спиной вышибалы и, почувствовав на себе взгляд второго охранника, застывшего у конторки, полезла в сумочку за паспортом.

Двери лифта за турникетом в охраняемом периметре разъехались, и в холл вышла невысокая худощавая дама с короткой прической на волосах платинового цвета.

Вяземская. Не узнать ее было невозможно. Готовясь к встрече, я изучила всю доступную по Интернету информацию об одной из самых богатых женщин ледяного города. (Список вопросов не просто набросала, вызубрила основные даты и числа, что было не лишним после памятного скандала с «розовой кофточкой», умудрившейся пересчитать все шлягеры звезды.)

Вяземская стремительно зашагала к турникету, я засуетилась – забросила сумку на плечо, потом полезла за ней вновь, разыскивая блокнот и диктофон, – вышибала (с оценочными способностями приемщика из скупки) оглянулся и показал лицом, что ему очень не нравятся мои манипуляции с сумкой. Кажется, заподозрил-таки во мне террористку, подгадавшую выход персоны из лифта и ловко не дошедшую до турникета с металлоискателем. Теперь он подозревал, что я собираюсь взорваться в холле храма Золотого Тельца…

Я подняла вверх ладонь с зажатым диктофоном – мол, понимаю, понимаю, протокол не нарушу – и двинулась наперерез Вяземской.

Но раньше меня Ирину Владимировну перехватил кривоногий коротышка с манерами коробейника, выскочивший из недр святилища с кожаной папкой под мышкой. Он липко оплел пальцами локоть Вяземской и шустро зашевелил губами.

Вяземская нахмурилась, замедлила шаг и, пройдя арку металлоискателя, остановилась у стойки охраны, внимая шепоту лукавого коробейника.

Мне ничего не оставалось, как встать чуть сбоку от парочки и слегка перегородить дорогу, стараясь поймать взгляд невысокой хмурой дамы. Напомнить о себе и об условленном свидании, которое выбила для меня – в качестве отступного – Бармалеева мама. Когда-то давно она училась вместе с личным секретарем Ирины Владимировны и теперь впервые обратилась к старой приятельнице с просьбой: устроить протеже-журналистке интервью с леди-боссом.

«После этого интервью тебя возьмут в любую газету, – пряча недовольные глаза, пророчила Татьяна Васильевна. – Журналистов к Вяземской на пушечный выстрел не подпускают, она вашего брата не жалует, так что карт-бланш я тебе обеспечу».

«Остальное не моя забота», – читалось в тех же глазах.

За это интервью я готова была заложить душу в ломбард. (Поскольку других ценностей не осталось.) И потому взятку в виде двух тысяч долларов приняла уже без всякого намека на брезгливость. Татьяна Васильевна откупалась от неугодной подруги сына и деньги мне буквально впихивала. «Снимешь квартиру… или комнату – отстанешь от моего сына, читалось в подстрочнике.