– Бабушка, откуда мне знать, о чём ты думаешь? – удивилась я.

– Это ключ. Ключ к деньгам семьи. Говорил мне покойный Роберт, но я так ничего и не нашла. Но я и не урождённая фон Кёстнер, в отличие от тебя. А ты как взяла в руки, так сразу засияло.

– И что мне теперь делать с этим сиянием? – уточнила я.

– Видишь кристалл на корешке? Маленький красный вверху?

– Разумеется, – подтвердила я.

– Нажми на него и подержи.

Я нажала, отчего корешок засиял ещё сильнее, а потом приоткрылся и из под него высунулся пожелтевший листок бумаги. Бабушка его тут же вытащила и раскрыла. Пришлось пристраиваться у неё за спиной, чтобы прочитать. На листке была схема тайников с описанием, что лежит в каждом и как их открывать. Любое из этих мест – в библиотеке, в кабинете и в родительской спальне – я бы могла найти с закрытыми глазами, но ирония судьбы состояла в том, что дом нам не принадлежал, а значит, попасть просто так внутрь не получится.

– Нужно связаться с нынешними владельцами, – решила я.

– Зачем? – удивлённо повернулась ко мне бабушка.

– Как это зачем? Предложим процент от наших сокровищ за то, что они разрешат нам всё это забрать.

– Разрешат забрать? – бабушка невесело рассмеялась. – Лина, мы продали дом со всем содержимым. Они посчитают, что сокровища принадлежат им, и ничего нам не отдадут.

– Но это неправильно! – возмутилась я.

– Это по закону. Любой суд будет на их стороне. Что осталось в доме, то принадлежит им. Так написано в договоре.

– Но они не смогут достать без нас.

– Нанять мага поисковика по силам любому. Для них это будет дешевле, чем делиться с нами. – Бабушка задумчиво потёрла подбородок. – Нет, нужно действовать по другому.

– Если по закону всё это… – Я кивнула на схему. – Принадлежит им, то нам вообще никак действовать нельзя.

– По закону, может, и им, а по совести – нам, – уверенно ответила бабушка. – Лина, если бы твой отец не украл эту книгу и мы нашли сокровища семьи раньше, то нам не пришлось бы продавать дом. А значит, по справедливости всё это наше. Новые владельцы даже не узнают никогда, чего лишились. А значит, они не лишились ничего.

Она победно вскинула голову.

– Но это же грабёж…

– Лина, что ты говоришь? – возмутилась она. – Грабёж – это когда отнимают чужое. Мы забираем своё. То, что по праву принадлежит фон Кёстнерам, а не какому то там Альтхаузу.

Фамилию нового владельца она выговорила даже не с презрением – с отвращением.

– Из нас двоих фон Кёстнер только ты, – напомнила я.

– Значит, принадлежит мне, – невозмутимо резюмировала бабушка и тут же всхлипнула. – И если ты не поможешь мне вернуть мои ценности, то значит, ты хочешь, чтобы я умерла в нищете.

Страдала она талантливо. Я бы даже сказала, что в моей бабушке умерла талантливая актриса. Не совсем умерла: по воспоминаниям, она участвовала в театральных постановках академии и даже пользовалась успехом на этом поприще. Но и в обычной жизни она при необходимости применяла актёрские таланты. Бабушка утверждала, что и у меня есть способности к сцене, но меня туда совершенно не тянуло. Да и времени на такую ерунду не было, целительский факультет – не прорицательский, у нас нужно очень много учиться, а не рассчитывать на собственную интуицию при ответах на вопросы.

– Разумеется, я этого не хочу, – вынужденно признала я.

– А если ты не хочешь, то ты пойдёшь и добудешь наши ценности.

Она сурово на меня посмотрела. Под таким взглядом немедленно потянуло броситься на подвиги. Но я была уже не в том возрасте, когда от одного бабушкиного тяжёлого взгляда полностью отключаются мозги.