Но ступив на траву, я вдруг увидел, что вышел из двери старого сарая в имении моего отца. В полуденную жару я любил забираться на сеновал, чтобы всласть почитать и подремать, лёжа на душистом сене. Мне показалось, что я только что проснулся и вышел во двор.
Неподалёку на лугу бегали мои братья. Увидев меня, они тут же замахали мне, зовя к себе. Я побежал к ним, и мы принялись играть вместе, как много лет назад, пока зардевшееся солнце не опустилось к западному краю горизонта, а с реки не пополз серый туман. Тогда мы вместе отправились домой с непонятным ощущением счастья. Мы шагали по лугу, а в рослой траве то и дело принимался свистеть коростель. Один из моих братишек и я немного разбежались в стороны и вместе понеслись к тому месту, откуда раздавались звуки, надеясь отыскать птицу и хотя бы мельком взглянуть на неё, если уж нам не доведётся её поймать. Отец закричал нам с порога, чтобы мы не топтали траву, на диво высокую и густую: совсем скоро её должны были скосить, чтобы запасти на зиму сена. Я совершенно позабыл и про Волшебную страну, и про удивительную старуху, и про странный багровый знак.
Я спал на одной постели со своим любимым братом. Но в тот вечер мы о чём–то повздорили, наговорили друг другу колкостей и улеглись спать не помирившись, хотя полдня провели в радостных мальчишеских забавах. Утром, когда я проснулся, его уже не было; он встал совсем рано и убежал купаться. А ещё через час его безжизненное тело принесли домой: он утонул.
Ах, ну почему, почему мы не заснули, как обычно, одной рукой обнимая друг друга?! В тот ужасный момент меня вдруг посетило странное ощущение: я твёрдо знал, что всё это уже происходило со мной и раньше. Сам не зная почему, я выскочил прочь из дома и побежал куда глаза глядят, взахлёб рыдая от горя. Отчаяние бесцельно гнало меня по полям, и я летел вперёд, не разбирая дороги, пока вдруг, пробегая мимо старого, покосившегося сарая, не увидел на его двери необычный тёмно–красный знак. Порой незначительный пустяк способен отвлечь нас посреди самого безутешного страдания, ведь с разумом горе не имеет почти ничего общего. Я остановился, подошёл поближе, чтобы как следует рассмотреть багровые линии, потому что до сих пор не видел ничего подобного, и внезапно почувствовал такое изнеможение от слёз и долгого бега, что мне страшно захотелось зарыться лицом в сено. Я распахнул дверь и увидел перед собой знакомую хижину, посреди которой за прялкой сидела пожилая хозяйка.
— Вот уж не ждала тебя так скоро, — сказала она, когда я закрыл за собой дверь.
Я молча бросился на кровать, чувствуя во всём теле неимоверную усталость, с какой человек просыпается от тяжкого, лихорадочного сна о безнадёжном горе.
А старая хозяйка запела:
Она ещё не закончила песню, когда я почувствовал, как ко мне возвращается смелость. Я спрыгнул с кровати, не прощаясь подскочил к Двери вздохов, рванул её на себя и шагнул наружу, что бы там ни оказалось.
Я очутился в великолепном зале, где возле пылающего камина сидела прелестная юная дама. Почему–то я сразу понял, что она ждёт того, кого давно жаждет увидеть. Возле меня висело зеркало, но моего отражения в нём не было, и я не боялся, что меня заметят. Красавица удивительно походила на мою мраморную деву, но явно была самой настоящей земной женщиной, и я никак не мог понять, она это или нет. Однако ждала она не меня.
Внезапно со двора раздался гулкий топот мощных копыт. Потом он стих, и по лязганью брони я понял, что рыцарь спешился. Тут же до нас донёсся звон шпор и звук приближающихся шагов. Дверь открылась, но дева не шевелилась, словно хотела сперва убедиться, что пришёл именно тот, кого она ждала. Он вошёл. Она вмиг порхнула к нему в объятья, как голубка, стосковавшаяся по дому, и крепко прижалась к стальному нагруднику. Это был тот самый рыцарь в ржавых доспехах; только теперь они сияли, как стекло на солнце, и, к своему изумлению, я увидел в них мутную тень своего отражения, хотя в зеркале оно так и не появилось. |