— В раздевалке? Ничего бы не пожалел. Бюст у нее — я себе представляю, — закатил глаза Роб.

Настоящий Регинкин голос взволнованно затарахтел: «Так он не треснутый? Или в Людку? Бюст! Это у нее-то? Он что, слепой?»

— Как у козы вымя, — вслух сказала школьная королева, скривив губы.

— Ну да? — не поверил ей Роб.

И забарабанил пальцами по стеклу — типа неинтересно ему с ней стало. Или, может, о Людке Дейнеко задумался.

Регинка выдержала недолго, с полминуты.

«Профиль у него ничего. Ну ты у меня сейчас. Людка, да? Людка? Ну-ка, на полную катушку».

Легонько тронула его за плечо, медовым голосом пропела:

— Робчик…

«Давай, давай, повернись. Руку ему на плечо. В глаза туман. Посмотреть секундочку, и взгляд вниз. Грудь пых-пых. Сработает. Но не чересчур, а то лизаться полезет».

— А? — рассеянно спросил он, оборачиваясь. — Чего?

Ее лицо было совсем близко. Глаза затуманены (это она слегка ресницами похлопала, чтоб белки увлажнить), шестой номер так и ходит туда-сюда, губы приоткрыты. Между мелких ровных зубов высунулся кончик языка.

Но Роб на охмуреж поддаваться не спешил. Держал паузу.

Она начала паниковать: «Не работает? Не работает! Другой бы поцеловал. Hy! Hy! Ну пожалуйста!»

И лишь дождавшись этого самого «пожалуйста» он решительно обнял ее за плечи и, как пишут в старых романах, прильнул устами к устам.

Перед этим еще раз заглянул в глаза. Контакт? Есть контакт!

«А, а, то-то! Вот тебе, Людка! Хорошо! Отодвинуться! Еще пять секунд и хва… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Не так же, дурак! Как Петька, кончиком по верхней».

Как это кончиком? Чего кончиком — языка? Провести по верхней губе, что ли?

Он попробовал.

«Да глубже, неужели непонятно?»

Вас понял. Он просунул язык подальше, провел по ее губе, но с внутренней стороны, и сразу был вознагражден.

«Наконец-то! И сюда, сюда. Да! Лучше, чем Петька, лучше! А рукой туда! Только не как Петька, всё испортит. Туда, а не туда!»

Это было уже сложновато. Куда «туда» и куда «не туда»?

Дарновский на миг оторвался от ее губ, подсмотрел в глаза и сразу стало ясно, куда лезть ни в коем случае нельзя, а куда необходимо, причем как можно скорей.

«Не туда» это грудь. Должно быть, из-за шестого номера всякие петьки первым делом тянутся к бюсту, а ей это не нравится.

«Туда» — это спина, вот уж никогда бы не дотумкал.

Он расстегнул пуговки на школьном платье, погладил голое тело над застежкой лифчика, и кожа покрылась благодарными мурашками.

«Ой, ой, хорошо. А теперь туда. Нет, робкий, побоится».

Но Дарновский не побоялся.

Приподнял подол платья, немножко поплутал рукой в каких-то шелковых тряпках и резинках, однако заблудиться уже не боялся — внутренний голос Регинки подсказывал, куда двигаться.

До цели не добрался, потому что совсем близко, за дверью грохотнуло жестью, а по полу сочно зашлепала тряпка.

— Тетя Маша! Убирать пришла! — выдохнула Регинка и высвободилась.

Ее лицо было покрыто румянцем, губы распухли и стали густо-красного цвета.

— Приходи в субботу. Мои уедут на дачу, а я останусь, скажу, надо к экзаменам готовиться, — слегка охрипшим голосом сказала она, приводя в порядок детали туалета, скрытые под платьем. — Придешь?

«Там никто не помешает», — договорили глаза с неестественно расширенными зрачками.