— Мы не найдём ни пищи, ни воды там, куда мы идём, учитель, — встревожился он. — Далека ли ещё наша цель?
— Нет, — успокоил его пророк. — Мы почти прибыли, — и он натянул вожжи.
— Прибыли... куда? — удивился Варух.
— К священной горе. К Синаю.
Варух широко раскрыл глаза:
— Так Синай это здесь?
— Да, но ты не увидишь его. Помоги мне перегрузить Ковчег и священные сосуды на одного осла, чтобы я мог вести его под уздцы. Ты останешься здесь со вторым ослом. Жди меня тут один день и одну ночь. Если я не вернусь, уходи отсюда и возвращайся назад.
— Но, учитель, если ты не придёшь сюда, то Ковчег никогда не будет найден и наш народ потеряет его навсегда...
Пророк склонил голову. Вокруг царило полное безмолвие; насколько хватало взгляда, на бесконечных камнях не видно было ни одной живой твари; только высоко в небе кружил орёл, описывая широкие круги в уносящем его ветре.
— А если так оно и будет? Однако же Господь вызовет его из недр земли, когда вновь настанет время вести народ к последнему месту его предназначения. Но сейчас мой обет — доставить его туда, где он был создан. Не смей следовать за мной, Варух. Со времён Исхода только одному человеку из каждого поколения открывалась тайна места расположения священной горы, и только один человек из каждых четырёх поколений смог вернуться оттуда. До меня это был пророк Илия, но только я, со времён Исхода, получу доступ к самому потаённому месту земли, чтобы спрятать в нём Ковчег Завета Господня.
Если Бог захочет, ты узришь моё возвращение через день и ночь, если же не увидишь, значит, жизнь моя стала ценой, которую Господь наш Бог запросил за сохранение этой тайны. Не сходи с этого места, Варух, ни по какой причине и не пытайся искать меня, ибо тебе запрещено попирать своими ногами эту землю. А теперь подсоби мне.
Варух помог ему навьючить поклажей более крепкое из двух животных и накрыл всё своей накидкой.
— Но как же ты справишься с этим, учитель? Ты слаб, и года твои преклонны... — забеспокоился он.
— Господь даст мне сил. Прощай, верный мой спутник.
Он стал удаляться по пустынным камням между двумя рядами гор, а Варух неподвижно замер под палящим солнцем, провожая его взглядом. По мере того как пророк отходил всё дальше и дальше, ему стало понятно, почему тот хотел идти только с одним ослом, без повозки. Он передвигался по камням таким образом, чтобы не оставить за собой никаких следов. Варуху стало страшно, его одолевали мысли, что вот символ самого существования Израиля удаляется к неведомому месту и, возможно, канет навсегда в небытие. Взгляд его растерянно следил за тем, как фигурка его учителя становится всё меньше и меньше по мере удаления, пока она совсем не пропала из вида.
Теперь пророк продвигался по безлюдной пустыне, шагал по царству ядовитых змей и скорпионов, ощущая на себе неотступный взор Бога, пронзающий его насквозь. Он добрался до точки, в которой перед ним раскрылась такая же безжизненная долина: над ней справа возвышалась гора, похожая на спящего сфинкса, а слева другая, напоминающая пирамиду. В этот момент на него налетел такой стремительный порыв ветра, что он был вынужден крепко прижать к себе узду, чтобы её не вырвало из рук.
Старец продолжал идти с большим трудом, ибо постоянное напряжение и боль, терзавшие его душу, привели его в какое-то горячечное состояние: ему казалось, будто земля ходит ходуном, как при землетрясении, а его самого обволакивают вспышки пожирающего огня. Но пророк ведал, что всё так и должно случиться, как это уже однажды произошло с пророком Илией.
Внезапно, как во сне, он оказался у входа в пещеру, у основания голой, выжженной солнцем горы; пророк начал восхождение на вершину. Когда он одолел примерно середину подъёма, то увидел высеченный на скале знак, изображавший жезл и змею рядом с ним; старец повернулся, чтобы обозреть долину, и явственно различил знак на дне — выложенный из камней прямоугольник. |