Она не долго пребывала наедине со своими мечтами, ибо вошла Шейт.

— Моя госпожа, ты хочешь спать здесь? — спросила она. Радопис не ответила и, подняв сандалию, неторопливо встала, медленно направившись в спальню.

Приободренная довольным видом хозяйки, Шейт произнесла печальным голосом:

— Какая жалость, моя госпожа, что этот красивый зал, видевший столько веселья и радости, сегодня впервые останется без гуляк и любовников. Вероятно, он смущен не меньше меня и спрашивает: «Где песни, где танцы, где любовь?» Такова твоя воля, моя госпожа.

Куртизанка не обращала на нее внимание. Не сказав ни слова, она начала спокойно подниматься по лестнице. Шейт думала, что ее слова пробудят любопытство хозяйки, и взволнованно продолжила:

— Как несчастны и расстроены были гости, когда я сообщила им, что ты не придешь. Они переглядывались с горестными и печальными выражениями лиц и стали неохотно расходиться, унося с собой отчаяние.

Радопис не ответила. Она вошла в свою красивую спальню, поспешила к зеркалу и взглянула на свое отражение, довольно и радостно улыбнулась и подумала про себя: «Если то, что случилось сегодня вечером, — чудо, то это отражение тоже чудо». Радопис наполнил экстаз счастья, она повернулась к Шейт и спросила:

— Как ты думаешь, кто был тот человек, который нанес мне визит?

— Кто он такой, моя госпожа? Я сегодня увидела его в первый раз. Это странный молодой человек. Нет сомнения, что он благородного происхождения, красив, представителен и храбр. Он своеволен, как ветер, полон жизни, его ноги твердо ступают по земле, а голос очень властен. Если бы я не боялась, то сказала бы, что он не лишен чуточку…

— Чуточку чего?

— Чуточку безрассудства.

— Думай, что говоришь.

— Моя госпожа, каково бы ни было его богатство, оно, разумеется, не может перевесить состояние твоих любовников, которых ты сегодня прогнала.

— Остерегайся говорить то, о чем тебе, возможно, придется жалеть как раз в тот момент, когда сожаление не принесет тебе пользы.

— Разве он богаче командира Таху и губернатора Ани? — удивленно спросила Шейт.

— Это фараон, глупая девчонка, — гордо ответила Радопис.

Шейт уставилась на Радопис, у рабыни отвисла челюсть, но она не проронила ни слова.

— Он фараон, Шейт, фараон. Сам фараон и никто другой. Никому ни слова об этом, слышишь? А теперь иди и оставь меня. Мне хочется побыть одной.

Радопис закрыла дверь и приблизилась к окну, выходившему на сад. Уже подоспела ночь и опустила свои крылья на мир. В небе мерцали звезды, а на ветвях деревьев загорелись фонари. Наступила чарующая ночь. Радопис вкушала ее красоту и впервые почувствовала, как хорошо в этот час побыть одной. Это гораздо приятнее, чем встречаться со всеми любовниками. В тишине она прислушивалась к своим мыслям и шепоту сердца. Потекли воспоминания, и Радопис мысленно вернулась к давним временам, когда в ее сердце впервые зашевелилось легкомыслие. Это случилось до того, как ее короновали на троне острова Биге царицей мужских сердец, неукротимой властительницей мужской души. В те дни она, красивая девушка из крестьянской семьи, распускалась меж свежей росистой листвой деревни, словно спелая роза. Он был лодочник с сочным голосом и загорелыми ногами. Радопис не помнила, чтобы отдавалась мужчине по велению собственного сердца, если не считать его, и берег реки у острова Биге стал свидетелем зрелища, какое земля здесь не имела счастье видеть никогда прежде.