— Ты тот ученик, которого художник Хенфер выбрал украсить летний павильон? — спросила она его.

— Да, моя госпожа, — ответил юноша с заметным смущением. Он смотрел то на лицо Радопис, то на пол балкона.

— Это замечательно. Как тебя зовут?

— Бенамун. Бенамун бен Бесар.

— Бенамун. И сколько тебе лет, Бенамун? Ты мне кажешься очень юным.

Гость покраснел и ответил:

— В следующем мисре мне исполнится восемнадцать.

— Очевидно, ты себе прибавил несколько лет.

— Нет, моя госпожа. Я сказал правду.

— Какой же ты ребенок, Бенамун.

В больших медового цвета глазах Бенамуна появилась тревога, будто он испугался, что она может отказать ему из-за его юного возраста. Радопис догадалась, что его тревожит, и, улыбнувшись, сказала:

— Не беспокойся. Мне известно, что дар скульптора заключен не в его возрасте, а в руках.

— Мой учитель, великий художник Хенфер, воочию убедился в моих способностях, — радостно заявил он.

— Ты раньше выполнял серьезные заказы?

— Да, моя госпожа. Я украшал одну сторону летнего павильона во дворце господина Ани, губернатора острова Биге.

— Бенамун, ты не ребенок, а чудо.

Гость покраснел, а его глаза загорелись от восторга. Он был вне себя от радости. Радопис позвала Шейт и велела ей проводить Бенамуна в летний павильон. Юноша немного помедлил, прежде чем следовать за рабыней, и сказал:

— Каждый день вы должны найти для меня время в тот час, когда пожелаете.

— Я привыкла к подобным обязанностям. Ты изобразишь меня в полный рост?

— Или наполовину. Может, я просто изображу ваше лицо. Все будет зависеть от общего замысла.

Он поклонился и вышел следом за Шейт. Радопис вспомнила скульптора и задумалась над иронией судьбы: могло ли Хенферу прийти в голову, что дворец, в котором он просил принять своего ученика, для него самого отныне закрыт навеки?

Ей стало приятно от впечатления, которое на нее произвел только что вышедший молодой человек, ибо тот, видимо, разбудил в ее сердце новые чувства, которые до сих пор оставались ей неведомы. Это были материнские чувства, так как сострадание тут же блеснуло в ее глазах, волшебного очарования коих не избежал ни один мужчина. Она искренне молила Сотис, чтобы та оберегала доверчивую искренность юноши и избавила его от страданий и отчаяния.

Бенамун

Следующим утром Радопис, как обещала, пошла в садовый павильон. Она застала Бенамуна, когда тот сидел за столом. Он развернул лист папируса и рисовал на нем разные формы и картинки, не замечая ничего вокруг себя. Почувствовав ее присутствие, он отложил перо, встал и поклонился ей. Радопис поздоровалась с ним и сказала:

— Этот утренний час я подарю тебе, ибо в моем бесконечно долгом дне лишь он свободен.

— Благодарю, моя госпожа, — ответил юноша робким и тихим голосом. — Сегодня мы не начнем. Я все еще работаю над главной идеей замысла.

— Однако ты ввел меня в заблуждение, молодой человек.

— Боже упаси, моя госпожа. Но у меня родилась прекрасная мысль.

Она посмотрела в его большие ясные глаза и с едва уловимой насмешкой в голосе спросила:

— Ты хочешь сказать, что в этой юной голове могут появиться чудесные мысли?

Он покраснел и, смущенно указав на правую стену, сказал:

— Я заполню это пространство, изобразив на нем ваше лицо и шею.

— Какой ужас. Боюсь, оно выйдет страшным и некрасивым.

— Оно выйдет столь же прекрасным, каковым оно есть сейчас.

Юноша произнес эти слова с искренним простодушием, и она пристально взглянула на него.