Радопис ответила не сразу.
— Говорят, будто они представляют грозную силу, владеют сердцами и умами народа.
Фараон улыбнулся:
— Однако я сильнее.
Она немного помолчала, затем спросила:
— Почему бы не создать мощную армию, которая будет в твоем повиновении?
Фараон снова улыбнулся и ответил:
— Я вижу, дурные предчувствия снова берут верх над тобой.
Она вздохнула:
— Разве я не слышала собственными ушами, как люди шепчутся между собой, что фараон забирает деньги богов и швыряет их к ногам танцовщицы? Когда люди сходятся вместе, их шепот превращается в громкий крик. Он вырвется наружу, словно злая сила.
— Тебе во всем видится злая сила.
Но она снова обратилась к нему с мольбой в голосе:
— Почему бы тебе не объявить о наборе солдат?
Фараон задумался и долго смотрел на нее, затем ответил:
— Армию нельзя создать без серьезной причины.
Видно, он рассердился и продолжил:
— Жрецы смущены и сбиты с толку. Они чувствуют, что я ими недоволен. Если я объявлю призыв в армию, они встревожатся. Возможно, жрецы, гонимые отчаянием, восстанут и начнут защищаться.
Она задумалась, затем, будто разговаривая сама с собой, сказала:
— Найди серьезный повод и объяви набор в армию.
— Поводы возникают сами по себе.
Радопис почувствовала отчаяние, печально опустила голову и закрыла глаза. Она ведь ни о чем не просила, но вдруг среди полной безысходности ее осенила спасительная мысль. Радопис была потрясена, и когда открыла глаза, в них сияла радость. Фараон удивился, но она этого не заметила, ибо едва сдерживала ликование.
— Я нашла серьезный повод, — заявила она.
Фараон вопросительно смотрел на нее.
— Племена Маасаи, — добавила она.
Он понял, что она имеет в виду, и, отчаянно покачав головой, пробормотал:
— Их вождь заключил с нами мирный договор.
Это не смутило ее.
— Кому ведомо, что происходит по ту сторону границы? Там правит один из верных нам людей. Отошлем ему секретное послание с заслуживающим доверие гонцом, попросим дать ответ, будто там вспыхнул бунт, в провинции идут сражения, а ему срочно требуется помощь. Мы распространим эту весть по всей стране, ты объявишь о наборе в армию, с севера и юга потекут люди, дабы встать под твое знамя. Так ты исцелишь надломленное крыло и обнажишь меч. Так твое слово останется главным, а покорность тебе будет восстановлена.
Он с удивлением слушал ее и поразился, как такая мысль ему никогда не приходила в голову. Фараон редко задумывался о необходимости сильной армии, поскольку военная обстановка не вынуждала к этому, и считал, да и сейчас держался такого мнения, будто ропот духовенства не таит в себе опасности, устранение каковой потребовало бы крупной военной силы. Но он все же пришел к убеждению — отсутствие оной лишь на руку этим людям и толкает их сочинять петиции, громко выражать недовольство. Он узрел в незатейливой мысли Радопис блестящий повод и всем сердцем ухватился за него. А когда он увлекался чем-нибудь, то целиком посвящал себя новой затее, отдавал ей свои силы с одержимостью, близкой к безумию, и уже не обращал внимания ни на что другое. Именно поэтому он с восторгом заглянул в глаза Радопис.
— Какая замечательная мысль, Радопис, — сказал он. — Блестящая идея.
— Мне ее подсказало сердце, — ответила она с воодушевлением. — Ее легко довести до конца, не труднее, чем поцеловать меня твоими сладкими устами. Нам остается лишь хранить эту мысль в тайне.
— Да, моя любимая. Разве ты не видишь, что твой ум, подобно твоему сердцу, — драгоценный клад? Ты права, нам остается лишь молчать и найти заслуживающего доверия гонца. |