Теперь он находился под надежной полицейской охраной; констебль стоял на улице перед домом, другой находился у двери, еще один занимал пост у двери кабинета, располагавшегося в углу фасада, причем одна пара окон смотрела на улицу, а другая была обращена к отделенной от дома кустарником невысокой каменной стене между соседними участками. Дом был построен в георгианском стиле и обставлен подобным же образом.
Когда дверь кабинета отперли, за ней обнаружились уставленные книгами стены, книжные полки разделяли только окна и камин. Стены обрамляли то, что было целью нашего прихода, — огромный стол посреди комнаты, все еще зажженную лампу и недвижную фигуру сэра Рэндольфа Кэрвена, осевшего в своем кресле, руки свесились вперед, голова откинулась назад, лицо искажала гримаса агонии. Возле него, словно бы на страже, застыл человек, которого Бэнкрофт Понс представил нам как Хилари Дэнверса.
— Мы ни к чему не прикасались, сэр.
Бэнкрофт коротко кивнул и указал рукой на тело. — Это сэр Рэндольф, Паркер. Ваша епархия.
Я немедленно обошел стол, чтобы обследовать тело. Сэр Рэндольф был человеком худым и даже тощим. На верхней губе торчали седые усы, редкие седые волосы едва прикрывали скальп. Пенсне с разбитым стеклом свисало на черном шелковом шнурке с его шеи. Похоже было, что смерть его сопровождалась конвульсиями, однако на теле его не было заметно ни одной раны.
— Сердце? — спросил Понс.
Я отрицательно качнул головой, и он оставил меня с моими исследованиями и кошачьей походкой прошелся по комнате. Одно за другим Понс осмотрел окна, опробовал экран на приоткрытом окне, выходившем в садик, и наконец остановился перед камином, опустившись на одно колено.
— Здесь что-то сожгли, — заметил он. — Часть оригинала?
Бэнкрофт с раздражением бросил:
— Поверхностное исследование заставляет предполагать, что кто-то сжег здесь исписанные цифрами листки, как ты и сам можешь видеть. Но не сомневайся, мы соберем этот пепел и исследуем его.
Понс распрямился, обошел стол и замер перед ним, внимательно разглядывая и ни к чему не прикасаясь. Большую часть стола занимали бумаги из Форин Офис; они были разделены на две стопки, их разделял один лист, очевидно тот самый, который Кэрвен читал за мгновение до смерти. Возле этого листка лежал блокнот, в котором не было ни единой пометки. По краю стол был заставлен самыми разными предметами, выстроившимися в ряд, заканчивавшийся небольшим белым, раскрашенным розами фарфоровым домиком, возле которого стояла открытая коробочка с благовонными пастилками. Кресло Кэрвена было чуть отодвинуто от стола и повернуто вбок; он словно бы попытался подняться, ощутив приближение смерти.
— Итак, Паркер? — спросил Понс нетерпеливым тоном.
— Какой-то припадок, — ответил я. — Однако боюсь, что точную причину смерти может определить только вскрытие. Но в качестве догадки могу предположить отравление.
Понс взглянул в сторону брата.
— Ты говорил про какой-то запах.
— Мы полагаем, что источником запаха была курильница для благовоний, — ответил мистер Дэнверс.
— Ах, вот эта, — проговорил Понс, ладонь которого застыла в воздухе над на фарфоровым домиком. Он вопросительно посмотрел на Дэнверса.
— Мы проверили ее на наличие отпечатков пальцев, мистер Понс. Но присутствуют только отпечатки самого сэра Рэндольфа.
Понс поднял домик с подставки, на котором в маленькой чаше лежали недогоревшие остатки пастилок. Пригнувшись к чашке, он понюхал, посмотрел вверх сузившимися глазами, взял подставку домика в руки и протянул в мою сторону.
— Что это за запах, как по вашему, Паркер?
Последовав его примеру, я принюхался.
— Миндаль, такие пастилки приготовляют с самыми разнообразными запахами. |