Изменить размер шрифта - +
Два мрачных санитара под командой толстой врачихи в кожаной куртке поверх белого халата запихивали в «Скорую» носилки. На носилках лежало тело, укрытое с головой, так сказать, по-покойницки, а около бордюрного камня, на асфальте, сиротливо валялись авоськи с картошкой и огурцами. Капли дождя нет-нет да и попадали в небольшую багровую лужицу, разбавляя кровь водицей…

Бабы, которым толстяк оставлял свои пакеты, никуда не делись. Они что-то рассказывали оперу в штатском.

— Вот, вот он! — загалдели они, указывая на толстого мужика. Тот даже испугался, потому что менты сразу начали на него смотреть, а собака загавкала. Еще, блин, заподозрят, будто он сумку вырвал или бабку затоптал…

Но выяснилось, что бабы просто объясняли оперу: мол, именно он за одним из грабителей погнался, оставив нам свои пакеты. Как раз за тем, который, удирая, толканул старушку.

— Документы предъявите, пожалуйста! — вежливо попросил опер у толстяка.

Тот предъявил и оказался Жулиным Василием Борисовичем.

— Василий Борисович, вы грабителей разглядели?

— Одного только. Невысокий такой, тощенький, в джинсовом костюме. Но прыткий — успел через гаражи проскочить, а мне их обежать пришлось. Не протиснуться было. Куда побежал — черт его знает, там двор проходной на три стороны.

— А второго, значит, не разглядели?

— Я ж шел-то впереди! Слышу, женщина кричит: «Ой!» Обернулся — как раз этот хлюст налетел на старушку, сшиб с ног — и бегом в кусты! Я вот этим девушкам пакеты оставил и за ним… Вы про второго у самой женщины спросите, она этого должна была рассмотреть.

— К сожалению, — произнес опер с явным удивлением, — исчезла она куда-то.

— Наверно, сама за парнем погналась, — предположил Жулин.

— Нет, — сказала одна из женщин, которым Василий Борисович оставлял свои пакеты. — Второй парень куда-то вправо побежал, к забору. Я, правда, только видела, как кусты шевелятся, самого не разглядела. А эта, потерпевшая, мимо нас по аллее побежала. Прямо вперед. Напугалась, наверно, сильно…

— А по-моему, — заметила вторая, — она больше всего испугалась, когда мы с Аленой стали кричать: «Милиция! Милиция!»

— Не ошибаетесь? — спросил опер. — Это точно?

— Мне так показалось… Мы ж вообще-то из-за этой бабушки кричать стали. Увидели, что она не встает и не шевелится, потом кровь разглядели — и заорали. Ужас, правда, ни за что ни про что…

— Она что ж, до смерти убилась? — охнул Жулин.

— «Скорая» поздно приехала, — произнесла сокрушенно та, которую назвали Аленой. — Я слышала, вроде бы перелом основания черепа…

— Надо же!

— Спасибо, — сказал опер. — Василий Борисович, дайте свой домашний телефон, пожалуйста. Вы нам можете понадобиться.

Жулин продиктовал телефон, забрал пакеты и пошел в том же направлении по аллее, в каком двигался до происшествия.

Аллея вывела его на небольшую площадь, ему надо было обойти ее по краю и свернуть в боковую улицу. У тротуара стояло несколько легковых автомобилей. Когда Василий Борисович проходил мимо малиновой «девятки» с тонированными стеклами, дверца машины неожиданно распахнулась, и оттуда выскочила та самая женщина, которую ограбили.

— Извините, — сказала она, — я вам даже «спасибо» не сказала…

— Не за что, — отмахнулся Жулин. — Не догнал я этого подонка. А вы чего ж убежали-то? Там милиционеры вас хотят расспросить, что и как… Вы ж второго видели, а я нет.

Быстрый переход