По пути к лифтам Синохара спросил вполголоса:

— А что, Наполеон и Паттон были террористами?

Сато недоуменно посмотрел на Такегучи:

— Я не слышал, чтобы нацисты отрезали покойникам уши. Ну там, газовые камеры и все такое, а про уши не знаю.

Такегучи мрачно покачал головой:

— Да он просто рехнулся.

— И когда мы уже уходили, он улыбнулся, — добавил Татено.

Он посмотрел на ребят, но никто, вероятно, просто не хотел думать об этом. Гримаса на лице Канесиро, возможно, и была попыткой улыбнуться, тем более что Хино никогда не видел, как он улыбается.

— Он стоял совсем один, безо всякого укрытия, но что правда, то правда — ни единой царапины, — подал голос Орихара. — А потом, когда взорвалась мина, Ямаду разорвало в клочья, а он остался как ни в чем не бывало, хотя они стояли с ним рядом.

Его повязка на ноге уже густо пропиталась кровью.

Такегучи взглянул на часы.

— Двенадцать десять, — сообщил он. — Неплохо бы за семь минут добраться до волнореза. Насколько я знаю Канесиро, он замкнет контакты через семь минут, секунда в секунду.

Синохара посмотрел на заваленный трупами коридор и произнес:

— Только не говорите мне, что он и наших здесь положил…

Кондо был застрелен в бок, Мори получил ранения в руку и нижнюю часть живота; дальше лежали тела Сибаты и Окубо с дырками в груди. И у каждого голова была испачкана кровью, а также отсутствовало одно ухо. Хино вспомнил, как Канесиро однажды сказал: «В этой жизни нет врагов и друзей. Есть только ты и остальные».

Из холодильников вывалились жестянки с колой и «Покари Свит». Ребята нашли несколько целых и залпом выпили. Хино случайно взял банку пива, но из-за сильной жажды не сразу понял, что это. Он тут же выплюнул, что оставалось во рту, и попытался запить это дело бутылкой «Эвиан», но едва они добежали до лифтового холла, как его вырвало. Татено, Синохара и Такегучи, увидев то, что осталось от Ямады, Фукуды и нескольких «корёйцев», тоже не смогли удержать рвотные позывы. Ямада и Фукуда находились неподалеку от второй мины. Урон был потрясающий. Голова Ямады лежала на оторванной ноге Фукуды, а тот лежал, уткнувшись лицом в гору кишок, вывалившихся из разорванного живота Ямады. Еще несколько тел сильно пострадали при взрыве и теперь валялись с выпущенными внутренностями. В воздухе стоял гнилостный запах дерьма.

Лифтовой холл был весь разворочен; повсюду валялись куски пластмассы, металла и части тел. И везде — кровавые потеки. Дверь лифта «В» полностью разнесло, тела «корёйцев» были размазаны по стенам кабины. Лифты «А» и «С» были искорежены, а кабины сильно накренились. Разорванные тела корейских солдат плавали в лужах крови. Трудно сказать, сколько именно их здесь полегло. У ребят была мысль воспользоваться формой погибших «корёйцев», но от нее не осталось ничего целого — лишь окровавленные тряпки. Лифты полностью вырубились, приборные панели и вентиляционные клапаны расплавились, стенки превратились в сплошное крошево.

Орихара как раз находился на рубеже «В», когда здесь появились солдаты в зеленом камуфляже. Первый из них, увидев сложенные из холодильников баррикады, сразу же отступил, чтобы предупредить товарищей, приехавших на лифте «D». Мина сработала, когда холл был забит «корёйцами». Внешняя рамка мины отлетела назад и врезалась в холодильник. Орихара видел, как «корёйцы» падали, словно кегли, а потом он увидел раненного в лицо Миядзаки, который, вытянув вперед руки, шел по холлу, словно играл в «жмурки». При втором взрыве тело Миядзаки буквально размазало по стенам и потолку.