148
Все опыт, опыт! Опыт это вздор. — Гете имеет здесь в виду философию Фихте в Шеллинга, отрицавших пользу опыта и веривших в интуитивность мышления.
149
Чуть человеку стукнет тридцать лет, / Он, как мертвец, уже созрел для гроба… — Парафраза изречения философа-просветителя Гельвеция (1715–1771), утверждавшего, что лишь до 30–35 лет в человеке под влиянием внешнего мира пробуждаются все те мысли, на которые он способен.
150
Гомункул — человекоподобное существо, искусственно созданное в лаборатории алхимика. Слово это буквально означает «человечек» (homunculus — уменьшительное от homo человек). Возможность создания такого существа утверждалась алхимиками в ряде трактатов, из коих Гете были хорошо известны труды натурфилософа и врача Феофраста Парацельса (1493–1541), в 1525 году заявившего о своей солидарности с идеями восставшего крестьянства.
Образ Гомункула — один из наиболее туманных и трудно поддающихся истолкованию образов второй части «Фауста». Правда, в беседе с Эккерманом от 16 декабря 1829 года Гете говорит о Гомункуле: «Вы заметите, что Мефистофель оказывается в невыгодном положении по сравнению с Гомункулом, который не уступает ему в ясности взглядов, но далеко превосходит его в стремлении к красоте и плодотворной деятельности». Однако это замечание не касается существа измышленного поэтом аллегорического образа. Попытка истолковать этот образ дана в предисловии.
Что Гете, создавая своего Гомункула, имел в виду также и абстрактность, нежизненность укоренившейся тогда в немецком обществе идеалистической философии Канта, Фихте и Шеллинга, не подлежит сомнению. Вполне вероятно, что Гете помнил также и об учении натурфилософа профессора П. Вагнера, утверждавшего возможность создавать искусственным способом органические существа. Роль Гомункула — по мысли Гете — должна исполняться чревовещателем.
151
В конце концов приходится считаться / С последствиями собственных затей. — В этих словах Мефистофель подчеркивает свою причастность к созданию Гомункула (так комментируется это место и самим Гете).
152
Мифология, представленная в «Классической Вальпургиевой ночи», заимствована Гете из фундаментального труда по мифологии Беньямина Гедерихса, долгие годы бывшего его настольной книгой, а также из весьма обстоятельных «Мифологических писем» поэта Иоганна Генриха Фосса. Несмотря на античные мотивы, эта сцена написана обычными для «Фауста» размерами, за исключением вступительного монолога Эрихто, выдержанного в античных триметрах — стихотворном размере, широко применявшемся в античной драме. Персонажами сцены являются низшие стихийные духи греческой мифологии. Эти духи символизируют темные стихийные силы, породившие тот гармонический мир, вершиной которого является совершенный образ Елены. Стихийные силы эти показаны здесь в трех фазах своего развития на пути к совершенствованию. Низшую из них. представляют чудовищные порождения природы, ее первые, мощные, но грубые создания — колоссальные муравьи, грифы, сфинксы, сирены. Вторая, более высокая фаза раскрывается в образах полубогов, нимф, кентавров и т. д. В третьей фазе уже соприсутствует человек и человеческая мысль, пытающаяся проникнуть в историю становления мира (философы Фалес и Анаксагор). Путь к совершенной красоте, к искомой форме пролегает через этот еще не совершенный мир темных сил и творческих порывов. Вот почему не выведены в нем «старшие боги»; вот почему их функции переданы низшим представителям тех сил, наивысшим воплощением которых согласно греческой мифологии являются «старшие боги» (так, Сейсмос заступает здесь место Плутона, Галатея и Эрос-Афродиты, Нерей — Посейдона и т. |