- Вы меня подождете, Кэт? - спросил я. - Я должен пойти и опять взвеситься, так как мы пришли четвертыми. Я переоденусь - и мигом…

- Я прогуляюсь у весовой, - обещала Кэт, кивнув. Я взвесился, отдал седло Клему, умылся и переоделся в свой обычный костюм. Кэт стояла у весовой, поглядывая на группу девушек, болтавших неподалеку.

- Кто они? - спросила Кэт. - Они стояли тут все время и ничего не делали.

- Это по большей части жокейские жены, - сказал я, ухмыляясь. - Стоять возле весовой - их главное занятие.

- И наверно, жокейские подруги, - сказала Кэт, криво улыбнувшись.

- Да, - ответил я и только сейчас почувствовал, как приятно знать, что кто-то тебя ждет у дверей. Мы зашли в бар и уселись в ожидании кофе.

- Дядя Джордж был бы потрясен, если бы знал, что мы пьем такой безалкогольный напиток за здоровье моего Поднебесного, - сказала Кэт. - Неужели вы никогда не пьете чего-нибудь крепче кофе?

- Конечно, пью, но не в три часа дня. А вы как?

- Моя страсть - шампанское к раннему завтраку, - сказала Кэт. Глаза ее смеялись.

Я спросил, не проведет ли она сегодня вечер со мной, но она сказала, что никак не может. Кажется, у тети Дэб званый обед, а дядя Джордж захочет во что бы то ни стало услышать, как вел себя его подарок.

- Тогда, может быть, завтра?

Кэт в затруднении смотрела на свой стакан.

- Я… я… завтра я обещала поужинать с Дэном.

- Черт бы его побрал! - взорвался я. Кэт засмеялась.

- А в пятницу? - настаивал я.

- Вот это с удовольствием, - сказала Кэт. Мы прошли к трибунам и наблюдали, как в пятой скачке Дэн пришел первым на голову впереди. Кэт бурно приветствовала его.

На стоянке автомобилей шла жестокая драка. Я вышел из ворот, собираясь ехать домой после последней скачки, и остановился как вкопанный. На открытом пространстве между воротами и первой линией автомобилей дрались человек двадцать, и дрались просто насмерть. С первого взгляда было видно, что удары наносились далеко не по утвержденным Куинсберри правилам бокса.

Это было страшно. Схватки между двумя-тремя завсегдатаями - обычное дело на ипподроме, но битва такого масштаба и такой свирепости, должно быть, была вызвана чем-то более серьезным, чем ставки на тотализаторе.

Я пригляделся внимательнее. Не было сомнения, что некоторые орудовали кастетами. В воздухе мелькали велосипедные цепи. Два человека лежали на земли почти неподвижно, застыв в напряженных позах, словно они совершали какой-то странный туземный ритуал. Пальцы одного из них были сомкнуты вокруг кисти другого, у которого в руке был нож с острым лезвием в три дюйма шириной. Лезвие было недостаточно длинным, чтобы нанести смертельный удар, оно было предназначено для того, чтобы резать и уродовать.

Похоже было, что сражались две примерно равные группы, но невозможно было различить, кто к какой принадлежал. Человек с ножом, медленно выпускавший его из рук, был почти мальчик, но большинство из дерущихся были вполне зрелыми людьми. Единственный пожилой человек стоял на коленях посреди дерущихся, прикрывая голову руками, а вокруг него бушевала яростная битва.

Они дрались в жутком молчании. Слышно было только их тяжелое дыхание. Зрители, возвращавшиеся домой с ипподрома, стояли полукругом с разинутыми ртами, все увеличиваясь в числе, но не проявляя намерения вмешаться в драку и попробовать прекратить ее.

Я увидел рядом с собой продавца газет.

- Из-за чего драка? - спросил я. На ипподроме не было ничего такого, чего бы не знали газетчики.

- Это таксисты, - сказал он. - Тут две соперничающие группы: одна из Лондона, другая из Брайтона. Неприятности между ними - вечная история, когда они сталкиваются.

- Почему?

- Не знаю, мистер Йорк. Но это у них не в первый раз.

Я поглядел опять на дерущуюся толпу.