С трудом взяв себя в руки, я продолжил ревизию талантов и умений своих подчиненных.
— Рядовой Евгений Бобков, у вас какие способности имеются?
— Мысли могу читать, — ответил тот.
— Мысли? — заинтересовался я.
— Да.
Неужели хоть что-то стоящее во всем этом балагане?
— Не врешь? — с сомнением спросил я, поглядывая на парня.
Его еще не знавшие бритвы щеки раскраснелись.
— Не вру.
— Докажи! — тут же вмешался Шталин.
— Я читать могу только когда мне очень сильно страшно становится.
— Вот сейчас не понял.
— Ну в обычном состоянии не могу — не знаю почему. Сколько раз пробовал — не могу. А вот когда страшно становится, тогда получается.
— Так давай я тебя напугаю! — предложил Шталин.
Евгений смутился еще сильнее.
— Читай мысли, засранец, а не то я тебе кишки выпущу! — Шталин схватил паренька за горло и поднял вверх.
— Шталин! Отставить! — рявкнул я.
Но тот не слушал.
— Читай мысли, обрубок! А не то сдохнешь!
— Отпусти его! Выполнять приказ!
Шталин послушался, нехотя отпустил Бобкова.
Рядовой схватился за горло, закашлялся.
— Да нифига он не может, — махнул рукой Шталин.
— Еще раз такое повториться — гарнизонному тебя сдам, с красной характеристикой. Он тебе живо занятие по душе найдет — туалеты чистить.
Это остудило норов Шталина. Он понимающе кивнул.
— Ты то сам чем конкретно обладаешь? — спросил я. — Телекинез?
— Он самый, — довольный собой, кивнул тот.
— А искры между пальцев от чего образуются?
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Само получается.
Я уже понял, что мне в отряд отдали балласт — тех, кто был абсолютно бесполезен на передовой. Все верно, зачем нужны такие сомнительные дары — пускать из носа дым, вытягивать один палец, призывать насекомых, делать из пыли шарики? А так и они при делах будут, и начальству не мешают.
Настоящие дарованные, те, кто из родовых кланов, сейчас на передовой. Их дар — настоящий дар, а не вот это вот все, — используется в самом настоящем бою.
Я оглядел стоящих. Что можно было с ними сделать? Какие с них магические конструкты можно требовать?
Невольный вздох обреченности вырвался из груди.
Ладно, что-нибудь придумаю. Не навечно же я тут. Месяц только продержаться.
— Итак, — обреченно, смерившись с обстоятельствами, произнес я. — Двинули к старшему заготовительного участка. Будем…
Договорить я не успел. По гарнизону пронзающим жалобным звуком начала растекаться сирена — сигнал тревоги.
— Что это? — испугано воскликнул Остап, смотря на столб с громкоговорителем.
Я лишь пожал плечами. Хотел бы и сам знать, что это за сигнал и что в таких случаях необходимо делать, куда бежать и где прятаться.
Из одного из ангаров начали выходить солдаты — все были работниками древесного цеха, поэтому и вид был соответствующий — в опилках, пыли, стружке.
— Что случилось? — спросил я одного из парней.
— Разведка вернулась, — ответил тот.
Голос его был напряжен.
— Какая разведка? — не понял я. — Я думал это сигнал тревоги.
— Так и есть. Оповещают, что Врата открываются — чтобы разведотряд впустить. |