|
Приехали в Чижово, а там старые ветлы склонились над ветхими баньками, из-под тележных колес с квохтаньем разбегались по обочинам курочки с цыплятками. Вот и дворянская усадьба Потемкиных -- такая же изба, как у крестьян, только пошире да поусядистей... Вышла на крыльцо жена. Они сразу в ноги ей пали, вымаливая прощение. Татьяна Потемкина сказала мужу: -- Я ведь тебя, Сашенька, до седых волос ждала. Бывало, от хлебца кусну, а сама плачу -- сыт ли ты, в баталиях упражняясь? Все на дорогу поглядывала -- уж не едешь ли? Вот и сподобил Господь Бог на старости лет: прилетел голубь мой ясный, да не един, а с голубицей молоденькой... Ишь как она чрево-то свое оттопырила! Сразу видать, что яичко снесет вскорости... Потемкин угрюмо взирал на свою жену -- первую. Между ними валялась в пыли вторая, и быть ей (согласно уставам церковным) всегда незаконной, пока жива супруга первая. Законная и спросила о том незаконную: -- Так что ж мне делать-то, чтобы счастье ваше благоустроить? Или уж сразу руки на себя наложить? -- Уйди вон... не мешай, -- мрачно изрек Потемкин. -- Постригись. Схиму прими. Тогда мы свободны станем... вот и все. Старуха, горько плача, повязала голову черным платком, уложила в котомку хлеб да соль, взяла посох в руки и побрела за околицу. На прощание разок обернулась, сказала веще-зловеще: -- Живите без меня, люди. Бог вам судья... Потемкины отбивали ей поклоны земные и не распрямились до тех пор, пока горемычная не исчезла в буреломах лесной дороги, уводившей ее в монастырь -- на вечное заточение. Потом Дарья Васильевна говорила мужу: -- Вот накажет нас Бог, не видать нам счастия. -- Не каркай, -- отвечал Потемкин, наливку медовую под яблонькой кушая. -- А на что и нужна-то была она, ежели патлы -- уже седые и клыки торчат? Едина дорога ей -- под клобук, а мы с тобой еще пожируем. Рожай первого, и второго быстро придумаем. -- Страшно мне с вами, сударь мой неизбежный... Как можете столь сурово с людьми невинными поступать? И была за такие слова исхлестана плеткою. -- Мужу не перечь! -- лютовал Потемкин. -- Да целуй мне руку за то, что я, маеор, тебя супружеством осчастливил. Я ведь еще не проверял, каково ты блюла себя во вдовстве... Проверю! Старая лошадь паслась у старых овинов, а из старого леса гукала старая сова-пересмешница, -- это Смоленщина, порубежная земля русская, где под курганами усопли витязи времен былинных. Печальные шляхи тянулись через шумливые дебри -- какие на Русь, а какие во владения Речи Посполитой; синие васильки глазели из ржи на проезжих панов, на баб с граблями да на нищих с торбами. Ближе к осени зачинались "рябиновые ночи" -- черные, со страшным громом и треском ликующих молний: в такие-то вот ночи на Смоленщине вызревала ядреная и сочная рябина... А ближайшими соседями чижовских помещиков были сородичи Потемкиных-Каховские, Энгельгардты, Тухачевские, Порсмбские и Высоцкие; наезжали из соседних Сутолок веселые богатыри -- Глинки, которых особенно жаловала Дарья Васильевна, и когда Гриша Глинка заводил песню, молодая женщина радостно подхватывала: Запшегайце коней в санки, мы поедем до коханки. |
