Он продолжал писать и сжигать письма до тех пор, пока однажды вечером, когда Виктор снова допоздна засиделся в библиотеке, его небольшую тайну не раскрыла мать, герцогиня Валентия, которой в полнолуние как обычно не спалось.
– Кому это письмо? – спросила она, заметив, что Виктор торопливо бросает бумагу в камин.
– Это заказ на продовольствие. Никак не могу решить, сколько нам нужно пшена.
Валентия хмыкнула и, ловко разворошив угли кочергой, вышвырнула письмо на пол, а затем, прежде, чем Виктор успел перехватить её руку, подхватила листок и прочла:
– «Сердце моё… Которую неделю я не могу понять, что творится со мной. Днём и ночью мне видятся твои руки…»
– Мама!
Виктор выдернул письмо из её пальцев и швырнул обратно в огонь, а Валентия рассмеялась и посмотрела на него с укором:
– Ты правда думал, что твоя мать поверит, будто бы тебя волнует количество пшена?
Виктор промолчал. Не меняя мрачного выражения лица, он отошёл к окну и, сложив руки на груди, уставился в темноту.
– Ты думаешь, твоя мать никогда не любила? – спросила Валентия, приближаясь к нему и останавливаясь в паре шагов.
Виктор покосился на неё, но позы не поменял.
– Это другое, – ответил он.
– Вот как? Отчего? От того, что ты – герой войны, а я – всего лишь вдова, слишком рано потерявшая супруга, предназначенного мне семьёй?
Виктор промолчал.
Валентия тоже замолкла, но отступать явно не собиралась.
– Мне нельзя её любить, – сказал Виктор спустя несколько долгих минут. – Она нужна мне, чтобы… проклятье, это не важно.
– Она нужна тебе, чтобы добиться власти.
– Да.
– У тебя всё написано на лице. Когда-нибудь это сослужит тебе дурную службу.
Виктор поморщился.
– Вот видишь… Ты уже начинаешь читать мне нотации.
– Извини.
Оба замолчали.
– Иногда полезно поговорить с женщиной, – сказала Валентия, наконец, – даже если женщина – твоя мать.
– Я знаю, – Виктор вздохнул и, развернувшись, прислонился спиной к стене так, чтобы видеть лицо пожилой герцогини, – но здесь не о чем говорить.
– Поэтому ты не спишь ночами?
– Нет.
Валентия посмотрела на камин и усмехнулась.
– Виктор, перестань жечь письма. Огонь никогда не ответит тебе взаимностью.
Она опустила руки на плечи сыну и, встав на носочки, поцеловала его в лоб. А затем развернулась и молча направилась к двери.
Виктор проводил её взглядом и повернулся к окну, где в небе сквозь сизый туман просвечивал бледный лик луны, а далеко на юге ему чудился призрак королевского дворца. Он видел этот призрак всегда на протяжении долгих лет одиночества, но только теперь тот перестал быть для него прошлым, которое невозможно вернуть, и превратился в будущее, которое могло бы сбыться.
Виктор вернулся за стол и снова принялся писать – почти не подбирая слов, так, как велело ему сердце. Затем, не перечитывая, свернул бумагу и спрятал в конверт.
Мишель отнесла письмо той же ночью, а утром уже принесла ответ. Она старалась смягчить его как могла, но слова баронессы звучали предельно ясно. Едва дослушав сказанное, герцог рванулся к конюшне, оседлал коня и весь день провёл в лесу, не желая видеть никого из своих советчиков.
Только под утро он вернулся домой – усталый и от того растерявший изрядную долю злости.
– План никуда не годится, – сообщил он Мишель, ожидавшей его возвращения всю ночь. |