Поэтому она и Данби, у которых, казалось бы, должны быть диаметрально противоположные интересы, могут сойтись в одном: в желании увидеть падение Бекингема. И Луиза, опасавшаяся, что ей не удастся достичь такого влияния на короля Англии, которого хотелось королю Франции, готова была сделать все, чтобы обеспечить себе дружбу тех людей, чья враждебность могла бы разрушить ее планы. Больше всего она опасалась, чтобы ее не отправили обратно во Францию без права пользоваться табуретом в присутствии королевы — обратно в положение униженности и безвестности.

— Надеюсь, у вас все благополучно, милорд казначей? — сказала Луиза.

— Надеюсь, у вашей милости тоже. Луиза подошла к нему поближе и посмотрела ему в лицо.

— Вы слышали печальную новость о своем предшественнике?

— Милорде Клиффорде? Луиза кивнула.

— Он очень горевал после отставки в связи с действием тест-акта. Он умер. Как говорят некоторые, он покончил самоубийством.

У Данби перехватило дыхание. Он занял место Клиффорда. Уж не намекала ли она, что человек сегодня может быть в чести, а завтра может стать никем? Он был озадачен. Ему не верилось, что он может быть в дружбе с любовницей короля, которая была католичкой. Предлагала ли она ему дружбу?..

Луиза очаровательно улыбнулась и сказала на своем своеобразном английском языке:

— Мы не во всем сходимся с вами, милорд казначей, но мы оба близки к королю. Разве нам обязательно из-за этого враждовать?

— Я был бы весьма огорчен, если бы ваша милость считала меня врагом, — ответил Данби.

Луиза слегка дотронулась до его рукава. Она сделала это почти кокетливо.

— В таком случае, я могу надеяться, что отныне мы друзья? Пожалуйста, навестите меня при желании.

Данби поклонился, и Луиза отправилась дальше.

Результатом деятельности «кабального» совета явились противная христианину война с Голландией и безрассудный союз с Францией. Протестантская Англия стала на сторону католической Франции против страны, которая должна была быть союзником, будучи страной протестантской. Короля предательски заманили в ловушку, пользуясь коварными ухищрениями.

Карл был настороже. Он не мог раскрыть содержание положений секретного Дуврского договора, он не мог прийти на помощь своим политикам, объяснив, что когда-то необходимо было принять от Франции взятки, дабы спасти Англию от банкротства. Условие в договоре относительно того, что он должен объявить о своем переходе в католичество в подходящий момент, означало в его понимании то, что оно не должно стать известным до конца его жизни.

Если он попытается защищать своих министров, он может ввергнуть страну в катастрофу.

Ему оставалось лишь грустно улыбаться, как он это делал в трудных ситуациях, и ждать, что будет. Он не мог сожалеть о замене Клиффорда на Данби:

Данби, жонглируя цифрами, начинал сводить счета так, как они никогда до сих пор не сводились.

Итак, Лаудердейл был осужден, за ним последовал Арлингтон, настала очередь Бекингема.

Его призвали защищаться, делал он это самостоятельно и, как всегда, будучи не в силах сдержать свой язык, отвечал на задаваемые ему вопросы с обычным для него самодовольством, остроумно и бесстрашно. Он долго распространялся о несчастьях, случившихся во время его деятельности в «кабальном» совете министров, но заявил, что считает своим долгом напомнить высокому собранию, что несчастья следует скорее отнести на счет возглавлявших совет, а не на счет всех его членов.