Вместе с ней приехали несколько ее личных слуг — пять мужчин и две женщины, а рядом с ней ехал ее маленький чернокожий паж, готовивший для нее кофе.

Она подъехала к дому леди Елизаветы Харви, вышедшей ее встретить и, приветствовав, сказать, что она необычайно рада ее приезду. Горожане Лондона в тот день ее больше не видели. Но, несмотря на колючий, ледяной ветер, они не разошлись по домам, а стояли и говорили друг другу, что эта женщина, будучи такой красивой, при известной всем репутации короля могла приехать в Англию лишь с одной целью.

Теперь им хотелось увидеть неловкое положение мадам Карвел — так горожане звали Луизу со дня ее приезда в Англию. Они отказывались правильно произносить ее фамилию Керуаль. Для них она была Карвел, и никакой благородный английский титул не мог этого изменить. Жителям Лондона будет приятно увидеть отставку той, кого они называли католической шлюхой. Вот и опять иностранка, но эта женщина была по крайней мере красавица, и им будет приятно знать, что их короля разлучили с косоглазой французской шпионкой.

Болезнь, которую она перенесла, не только неблагоприятно сказалась на ее внешности, после нее она стала очень нервной и начала сама себя спрашивать, удастся ли ей когда-нибудь вернуть свое прежнее здоровье. Она растолстела и, хотя король любовно называл ее толстушкой, она чувствовала, что это имя не прибавляет ей достоинства. Она начала думать, что, не будь Карл так терпим и заботлив, он давно бы уже ее оставил.

Луиза считала, что он не сделал и половины того, что обещал, и что она должна была убедить его сделать, как это велел ей французский король через Куртэна, французского посла.

Карл, бывало, смотрел на нее с этой его ироничной и будто бы вялой улыбкой и говорил:

— Значит, вы советуете это сделать, толстушка? А, да, ну конечно, я понимаю.

Она часто слышала раскаты его хохота после некоторых реплик Нелл Гвин, а ведь многие из этих реплик имели целью привести ее в замешательство. А теперь вот еще эта весьма встревожившая ее новость: Гортензия Манчини прибыла в Лондон.

В Англии не было ни одного человека, которому она могла бы довериться полностью. Бекингем, ее враг, потерял былое положение, но надолго ли? Шафтсбери ее ненавидел и хотел бы помешать ее влиянию на короля, потому что он был против католичества и собирался, как доверительно сообщил ей Куртэн, ликвидировать папизм в стране. Очень может быть, что Шафтсбери знал о том секретном положении Дуврского договора относительно намерений короля о вероотступничестве; если это так, то он понимает, что она получила от Людовика инструкции как можно активнее способствовать обращению короля в последователя католицизма, причем обращение полное и общеизвестное.

Она сильно волновалась, так как за время болезни частично утратила свойственное ей самообладание.

Она решила, что в Англии есть лишь один человек, способный ей теперь помочь, и для нее настало время выполнить те уклончивые обещания, которые она ему давала. Она тщательно оделась. Несмотря на ее раздавшееся тело, она умела одеться к лицу, она обладала таким вкусом и умением держаться, какие редко встречались при английском королевском дворе.

Она послала одну из своих приближенных служанок в апартаменты лорда Данби с посланием, которое следовало передать тайно и в котором говорилось, что она вскоре навестит его и надеется, что он сможет принять ее наедине.

Служанка быстро вернулась с известием, что лорд Данби с нетерпением ждет ее прихода.

Он встретил ее с преувеличенным выражением уважения.

— Для меня большая честь принять вашу милость.

— Надеюсь, что, навестив вас для дружеской беседы, я не слишком посягаю на ваше время.

— Всегда приятно провести время в вашем обществе, — ответил Данби. Он угадал причину ее тревоги:

— Я слышал, что к нам прибыла герцогиня-иностранка.