Он так гордился ими всеми!.. Он оказывал знаки королевского внимания девочке Молл Дэвис — последнему своему ребенку, потому что после той болезни у него детей больше не было: она лишила его способности воспроизводить потомство.
Ах, какая жалость, что Джемми не было с ними в их счастливом кругу!
Бедняга Джемми… Может быть, он заблуждался? Может быть, теперь он стал разумнее?..
На галерее мальчик пел французские любовные песни. За столом, недалеко от того места, где сидел король с тремя своими любовницами, несколько придворных играли в карты.
По одну сторону от короля сидела Луиза, по другую — Нелл; а совсем рядом находилась прелестная Гортензия. А Карл смотрел на них всех с необыкновенной любовью и думал, что скоро Джемми снова будет дома. Как приятно будет опять увидеть своего мальчика. Он не мог себе позволить обижаться на него вечно. Он наклонился к Нелл и спросил:
— А как поживает его милость герцог Сент-Альбанскии?
Лицо Нелл оживилось, когда она рассказывала о самых последних поступках и словечках своего сына.
— Его милость надеется, что ваше величество подарит ему завтра немного своего времени. Он сожалеет, что уже так давно не видел отца.
— Скажи его милости, что мы в его распоряжении, — ответил Карл.
— Герцог пожалует во дворец завтра.
— Нелл, — продолжал Карл, — мне сдается, что его милость заслуживает себе в матери герцогиню.
Нелл широко распахнула глаза, потом лицо ее сморщилось от смеха. Это был смех, которым она смеялась с наслаждением еще в переулочке Коул ярд вместе с Розой, — так смеются от счастья, а не просто от удовольствия.
— Герцогиню Гринвичскую, я думаю, — сказал король.
— Вы очень добры ко мне, Карл, — поблагодарила она.
— Нет, — ответил он. — Мне бы хотелось, чтобы свет знал, что не только люблю, но и высоко ценю вас.
В длинной темной галерее не было никакого ветра, и все же пламя свечи неожиданно погасло.
— Хорошо, что мы знаем дорогу и можем идти в темноте, Брюс, — сказал Карл, кладя руку мальчику на плечо.
Он поболтал с теми немногими приближенными, в чью обязанность входило помочь ему перед сном. Брюс и Генри Киллигрю, которые оставались в спальне короля на ночь, потом рассказывали, что они почти не спали. Огонь горел всю ночь, но множество собачек короля, всегда занимавшие свои места в спальне, на этот раз беспокоились, и часы, отбивавшие каждую четверть часа, почти постоянно звенели. И Брюс, и Киллигрю обратили внимание на то, что, хотя король спал, он постоянно переворачивался с боку на бок и разговаривал во сне.
Утром все обратили внимание на то, что Карл весьма бледен. У него уже несколько дней болела пятка, отчего он сократил свои обычные прогулки в парке; а когда пришел хирург, чтобы сменить повязку на больной пятке, он не говорил с ним в обычной своей живой манере. Он сказал что-то такое, чего никто не расслышал, но было похоже, что он обращается к кому-то, кого не видит никто, кроме него. Один из приближенных наклонился, чтобы застегнуть его подвязку и спросил:
— Сир, вы плохо себя чувствуете?
Король ему не ответил; он неожиданно поднялся и ушел в свои личные апартаменты.
Брюс, страшно напуганный, попросил Чэффинча пойти за королем и посмотреть, что его беспокоит, так как он был уверен, что король ведет себя необычно странно и даже не отвечает, когда к нему обращаются, что тоже на него не похоже.
Чэффинч вошел в личный кабинет короля и увидел, что король старается найти капли, приготовленные им самим; он считал, что они помогают от многих недугов.
Чэффинч нашел капли и дал их Карлу, который выпил их и сказал, что ему уже лучше. |