— У меня мать и сестра, — сказала Нелл. — Мы должны взять их с собой.

Карл Харт видел ее мать, он содрогнулся от перспективы находиться в ее обществе даже пять минут.

— Это совершенно невозможно, — заявил он.

— Что же с ней будет?

— Не сомневаюсь, что она утопит свою печаль от разлуки с тобой в бутылке джина.

— А если она подхватит чуму?

— Значит, моя маленькая Нелл, она подхватит чуму.

— Кто будет ходить за ней?

— Конечно, твоя сестра.

— А что, если она тоже заболеет?

— Ты теряешь драгоценное время. Я хочу уехать немедленно. Каждая лишняя минута в этом зараженном месте может обернуться бедой.

Нелл, слегка расставив на полу свои маленькие ступни, подбоченясь встала в позу, как она говорила, рыбной торговки, ибо, вне всякого сомнения, запомнила она ее еще с тех пор, когда продавала свежие сельди — по десять штук за грош.

— Если я еду, — заявила она, — моя семья едет со мной.

— Значит, ты выбираешь свою семью вместо меня? — сказал Харт. — Очень хорошо, мадам! Вы сделали свой выбор.

После этого он оставил ее; когда он ушел, она взгрустнула, потому что она все же любила его и знала, что он очень переживает, не имея возможности выступать в театре. А она — дура. «Что я, — спрашивала она себя, — должна отупевшей от джина старухе, которая била и изводила меня, когда у нее были силы, и плакалась, когда не могла бить?»

Она пошла в Коул-ярд; когда она повернула в этот переулок, сердце Нелл упало, потому что на многих дверях были нарисованы большие красные кресты, под которыми было написано: «Господи, помилуй нас».

— Вы — мисс Нелли. Отойдите от меня!

Она разорвала лиф платья и показала у себя на груди зловещие пятна.

Нелл заторопилась прочь, чувствуя, что ей становится дурно и страшно, и понимая, что она ничем не может помочь старой женщине.

Так они прожили в своем подвале несколько недель, изредка покидая его и возвращаясь туда снова, чувствуя себя всеми покинутыми. Они были подавлены видом пораженного заразой огромного города. Ночами им были слышны печальные звуки колокольчиков, дававшие знать, что мимо них проезжает чумная телега. Слышался замогильный крик, эхом разносившийся по пустым улицам: «Выносите мертвецов». Нелл видела, как прямо из окон передавались обнаженные тела и в том же виде сваливались в телегу одно на другое, так как гробы делать не успевали; никто не оплакивал умерших; телега проходила скорбный путь до кладбища на окраине города, где тела умерших сбрасывали в огромную общую яму.

И вот однажды Нелл не выдержала:

— Нам нельзя здесь больше оставаться. Если мы не уедем, то умрем — коль не от чумы, так от тоски.

— Двинем в Оксфорд, — сказала мать. — У вашего отца там есть родственники. Может, они и примут нас на то время, пока не кончится эта беда…

Так они ушли из пораженного города. В первую ночь они спали под защитой живой изгороди; Нелл почувствовала, что на свежем деревенском воздухе душевные силы начинают возвращаться к ней.

Из Лондона доходили ужасные вести, заставлявшие их сомневаться в том, что они когда-нибудь смогут туда вернуться. Путники принесли эти вести в Оксфорд в сентябре, через год после приезда туда Нелл с семьей.