Во второй половине февраля он встал с кровати, начал ходить на костылях.

Снова зазвонил телефон. Звонили из Москвы, из Генерального штаба. Поинтересовались, как здоровье, настроение. Через два дня — снова звонок, оттуда же. И снова те же вопросы. Такая нетерпеливая забота о его здоровье показалась странной. Оставалось ждать. И вот аппарат ВЧ снова зазвонил. На этот раз сказали прямо: создались благоприятные условия для замыкания кольца в районе Демянска; ему предлагали возглавить ударную группу войск, которая должна была атакой с севера перехватить «рамушевский коридор», окончательно запечатать демянский «котел», а затем участвовать в его ликвидации.

Армии Северо-Западного фронта в это время окружили и прочно держали в полуокружении значительную группировку противника — около пятнадцати дивизий. Проклятый осколок, подумал Федюнинский с горечью. Он понимал, что в Генштабе это предложение сформировалось, скорее всего, с подачи Жукова. Нужен был командир с опытом подобных прорывов. Что говорить, шлиссельбургско-синявинский выступ они срезали лихо, одним махом. Федюнинский был доволен тем, как действовали соединения и части 2-й ударной и 8-й армий. Упорно ломили вперед, широко применяли артиллерию и авиацию, уверенно гасили контратаки и тут же, на плечах противника врывались в опорные пункты, при этом надежно распирали фланги, чтобы противник концентрированным ударом не подсек основание прорыва.

— Спасибо за доверие, — ответил он. — Но мне, к сожалению, нужно время. А пока я могу командовать, только лежа на кровати. И непродолжительное время — на костылях…

Больше из Генштаба не звонили.

Проклятый осколок!..

А тут еще, как назло, пропал порученец.

— Где майор Чуканов? Почему его нет уже три дня? — спросил он адъютанта Рожкова.

— Заболел, — как-то нехотя ответил адъютант.

— Чем заболел?

— Не знаю… Чем-то заболел. Отправлен в тыл.

— Как — отправлен в тыл? Кем?

Адъютант пожал плечами.

Федюнинский забеспокоился. С майором Чукановым он работал давно. Майор был инициативным, умным, образованным человеком, и терять такого офицера не хотелось. Из госпиталя зашлют в армейский или фронтовой резерв, а там назначат куда-нибудь в дивизию или в армию на штабную вакансию. Он кинулся к ВЧ и начал звонить в штаб фронта.

И что оказалось?

Оказалось, что Военный совет фронта действительно отправил его в тыл — с поручением срочно доставить в деревню Горку под Ленинград Елену Владимировну Федюнинскую.

И вот дверь генеральской палаты распахнулась. Генерал, увидев жену, встал навстречу. Елена Владимировна окинула его беспокойным взглядом и тихо сказала:

— Опять в ногу.

Третье ранение в ногу, и снова в правую. Первое — на польском фронте в 1920 году. Второе — в 1939 году на Халхин-Голе. И вот — третье…

Он шевельнул ногой, поправил штанину пижамы и ответил:

— А брюки целы…

Они рассмеялись и обнялись.

* * *

В штаб Волховского фронта Федюнинский вернулся в начале марта. Ходил первое время с палочкой, прихрамывая. Потом свою помощницу где-то потерял. Подозревал, что ее спрятал майор Чуканов.

Войска фронта вели подготовку для операции с целью улучшения положения в районе Синявинских высот. В один из дней на передний край прибыл представитель Ставки маршал С. К. Тимошенко. С ним Федюнинский выехал на передний край в одну из дивизий 54-й армии.